Время отдыхать в Дагестане! Кумыки: характеристика, основные занятия Кумыки кто дал им название
П. Калининский, микрорайоны Кирзавод и Янги-юрт г. Моздок в Моздокском районе) и в Чечне (Грозненский и Гудермесский районы - сёла Виноградное и Брагуны) . Составляют второе по численности национальное меньшинство в Чеченской Республике (после русских) и четвертое в Республике Северная Осетия-Алания (после русских, ингушей и армян).
В России проживают 503,1 тысяч в 2010 году, из них в Дагестане 431,7 тыс. человек.
Численность и расселение
Кумыки - второй по численности после азербайджанцев тюркоязычный народ на Кавказе , являясь при этом крупнейшим тюркским народом на Северном Кавказе и третьим по численности народом Дагестана . Территория их традиционного расселения - Кумыкская плоскость , западное побережье Каспийского моря и предгорные районы Дагестана.
Численность по субъектам РФ
Субъект РФ | 2002 | |
---|---|---|
Численность | Численность | |
Дагестан | 365 804 | 431 736 |
Тюменская область | 12 343 | 18 668 |
9 554 | 13 849 | |
2 613 | 4 466 | |
Северная Осетия | 12 659 | 16 092 |
Чечня | 8 883 | 12 221 |
Ставропольский край | 5 744 | 5 639 |
Москва | 1 615 | 2 351 |
Московская область | 818 | 1 622 |
Астраханская область | 1 356 | 1 558 |
Ростовская область | 1 341 | 1 511 |
Волгоградская область | 895 | 1 018 |
показаны субъекты c численностью кумыков более 1000 человек |
Этноним
Происхождение этнонима «кумык» («къумукъ») не до конца остаётся ясным. Большинство исследователей (Бакиханов, С. А. Токарев, А. И. Тамай, С. Ш. Гаджиева и др.) производили название от половецкого этнонима кимаки или от другого названия кыпчаков - куман . Согласно П.К. Услару, в XIX в. на Северном Кавказе терминами кумык или кумук именовали тюркоязычных жителей равнины . В Дагестане, Чечне и Ингушетии терминами кумык и кумук именовали только кумыков . Б. А. Алборов выводил этноним «кумык» из тюркского слова «кум» (песок, песчаная пустыня). В свою очередь Я. А. Фёдоров, основываясь на письменных источниках VIII-XIX вв., писал, что этноним «гумик - кумык - кумух» является коренным дагестанским топонимом, связанный с эпохой средневековья .
В Большой Советской Энциклопедии , на основании трудов известного этнографа и специалиста по Кавказу Сакинат Хаджиевой была указана следующая версия этногенеза кумыков:
Известнейший кавказовед Леонид Лавров подверг сомнению версию об "отуреченности" кумыков :В этногенезе кумыков участвовали древние племена - аборигены Северо-Восточного Дагестана и пришлые тюрко-язычные племена, особенно кипчаки, язык которых был воспринят аборигенами.
Большая советская энциклопедия: в 30 т. / Гл. ред. А. М. Прохоров. - 3-е изд. - М. : Сов. энцикл., 1969 – 1978
Маловероятно, чтобы кумыки были тюркизированными дагестанцами, как это утверждают некоторые Скорее их предками следует считать кипчаков, хазар и, может быть, других тюрок раннего средневековья. Желательно было бы выяснить: не имеют ли к ним отношение камаки, обитавшие в Северном Дагестане в начале нашей эры
Великий русский востоковед Владимир Минорский выдвинул свою версию происхождения кумыков:
Окончательное формирование кумыкского этноса происходило в XII-XII веках .
На территории расселения кумыкского народа существовали несколько государств, из которых наиболее известными были Царство гуннов , Джидан , Тарковское шамхальство .
Антропологический тип
Антропологически у кумыков представлен каспийский подтип европеоидной расы . Сюда же включают азербайджанцев , курдов Закавказья , цахуров , татов-мусульман . Каспийский тип обычно рассматривают как разновидность средиземноморской расы или индо-афганской расы .
В этногенезе кумыков участвовали древние племена - аборигены Северо-Восточного Дагестана и пришлые тюркоязычные племена, особенно кипчаки, язык которых был воспринят аборигенами. По антропологическим признакам и по основным чертам культуры и быта кумыки близки к другим горским народам Дагестана .
Исследования XX века
Советские антропологи относили кумыков к европеоидной расе и указывали на антропологическое сходство кумыков с другими народами Дагестана, противопоставляя их монголоидным народам . Как отмечает советский и российский учёный-антрополог Валерий Алексеев , каспийский тип, в представителей которого включаются кумыки, в Дагестане практически всегда проявляется в смешанном виде и потому народы центрального Дагестана не могут быть включены в число типичных представителей этой разновидности. Касательно кумыков, он пишет что они «имеют наиболее тёмную пигментацию, что, по всей вероятности, свидетельствует об интенсивном участии каспийского типа в образовании их антропологических особенностей» .
Язык
Среди диалектов кумыкского языка выделяются кайтагский, терский (моздокские и брагунские кумыки), буйнакский и хасавюртовский, причём два последних легли в основу литературного кумыкского языка .
Кумыкский язык является одним из старописьменных литературных языков Дагестана. На протяжении XX века письменность кумыкского языка менялась дважды: традиционная арабская графика в 1929 году была заменена сначала латинским алфавитом, затем в 1938 году - кириллицей.
Наиболее близки к кумыкскому языку карачаево-балкарский, крымскотатарский и караимский языки. .
Среди кумыков распространён также русский язык .
Религия
Верующие кумыки исповедуют ислам суннитского толка. Большинство кумыков принадлежат к шафиитскому мазхабу , часть - к ханафитскому . В феврале 1992 года в результате раскола Духовного управления мусульман Республики Дагестан в Махачкале сформировалось Кумыкское духовное управление мусульман .
Экономика
Кумыки - народ оседлой земледельческой культуры. Традиционными для них являются хлебопашество, садоводство, виноградарство, культивируемые ещё с 8-9 веков. Исторически они занимались и скотоводством. Землю кумыков можно по праву назвать житницей всего Дагестана, здесь сосредоточено свыше 70 процентов экономики республики. Здесь сосредоточена почти вся промышленность (приборостроение, машиностроение, консервирование, виноделие и т. д.). Развиты рисосеяние, рыболовство. Недра богаты нефтью, газом, минеральными источниками, сырьем для строительных материалов (стекольные пески, гипс, гравий, галька и т. д.). Имеются немалые рекреационные ресурсы (Каспийское побережье, грязевые и минеральные источники лечебного свойства). В их числе сероводородные (Талги), гидро-карбонатно-натриевые (Каякент), хлоридные, известковые и др. .
Культура
Европейский путешественник XVIII в. Иоганн Антон Гильденштедт дал описание быта кумыков того времени:
Все занимаются земледелием и немного скотоводством. Их хлебные растения: пшеница, ячмень, просо, овёс и преимущественно рис, также и хлопчатник возделывают они довольно часто, шёлк же большей частью только для собственных нужд. Рыболовство имеет для них большее значение, чем у других татар, и они облегчают своё пропитание ловлею осетров и других рыб. Среди них живёт много армян, в руках которых находится небольшая торговля припасами, [необходимыми] для жизни, - кумыкскими продуктами и другими нужными [вещами]. Их жилища и сёла, как и остальные много раз описанные кавказские, из легкой клетчатой постройки с ивовой плетёнкой .
Литература и театр
В народной памяти кумыков сохранились образцы эпической (героические, исторические и бытовые песни, песни дидактического содержания (йыр’ы), сказки, пословицы, загадки) и лирической (четверостишная песня («сарын») и «яс» (оплакивание, причитание) или «яс-йыр») поэзий . В дореволюционный период кумыкская литература находилась под влиянием крымскотатарской и татарской литератур, а после революции 1917 года несколько усиливается влияние азербайджанской литературы . В первые годы советской власти кумыкская литература продолжала традиционные темы: раскрепощение человека, духовное пробуждение народа, борьба с невежеством и т. д.
Одежда
Мужчины носили тонкие туникообразные рубахи, штаны, черкеску, бешмет и овчинные шубы, а женщины - платья, кожаные башмаки, галоши и носки, причём одежда украшалась серебряными пряжками, пуговицами, поясом . Платья «полша», состоящее из нижнего платья из тонкого однотонного шелка и верхнего платья из плотной ткани с вышивкой, вышитые платки из тонкой шерсти и шелковые платки - «гульмельды» с характерным рисунком. Современная одежда в основном городского типа.
Напишите отзыв о статье "Кумыки"
Примечания
- . Проверено 24 декабря 2009. .
- . Государственный комитет статистики Украины.
- (.rar)
- . belstat.gov.by. .
- (латыш.)
- см. Терские кумыки
- :
- Агеева, Р. А. Какого мы роду-племени? Народы России: имена и судьбы. Словарь-справочник. - Academia, 2000. - С. 190-191. - ISBN 5-87444-033-X .
- Услар П.К. Этнография Кавказа. Языкознание. 4. Лакский язык. Тифлис, 1890, с. 2.
- Г.С. Фёдоров-Гусейнов. История происхождения кумыков. - Махачкала: Дагестанское книжное издательство"Кумык"-по тюркски(кипчакски) "изгнанный"., 1996. - С. 138-139.
- Н.Г. Волкова. Названия кумыков в кавказских языках // Этническая ономастика. - М .: Наука, 1984. - С. 23-24.
- Языки народов СССР: в 5-ти томах. Тюркские языки. - М: Наука , 1966. - Т. 2. - С. 194.
- Расы и народы. Вып. 26. - Наука, 2001. - С. 78. - ISBN 5-02-008712-2 .
- Смирнов К. Ф. Археологические исследованияв Дагестане в 1948-1950 гг. // Кратк. сообщ. ИМК XIV, 1952,с. 95-96
- Г.С. Фёдоров-Гусейнов. История происхождения кумыков. - Махачкала: Дагестанское книжное издательство, 1996. - С. 18.
- С. А. Токарев. Этнография народов СССР: исторические основы быта и культуры. - Изд-во Московского университета, 1958. - С. 229.
- Василий Владимирович Бартольд. Сочинения. - Наука, 1968. - Т. 5. - С. 213.
- Сакинат Шихамедовна Гаджиева. Кумыки: историко-этнографическое исследование. - Изд-во Академии наук СССР, 1961. - Т. 5. - С. 44.
- Лавров Л. И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Ленинград. 1978. C. 37-38.
- В.Ф.Минорский. История Ширвана и Дербенда X - XI вв.. - Изд-во Восточной литературы, 1963. - С. C.145.
- . Народы России. Энциклопедия. Москва, Большая Россйиская Энциклопедия 1994. .
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона
- . «Демоскоп ». .
- . «Демоскоп ». .
- Ю.Кульчик, Х. Джабраилов. . МЕЖДУНАРОДНЫЙ ИНСТИТУТ ГУМАНИТАРНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ. .
- . «Демоскоп ». .
- В. П. Алексеев. География человеческих рас // Избранное в 5 т. Т. 2. Антропогеография. - М .: «Наука», 2007. - С. 188. - ISBN 978-5-02-035544-6 .
- Кумыки - статья из Большой советской энциклопедии .
- Народы Кавказа / Под общ. ред. С.П. Толстова. - М .: Изд-во АН СССР, 1960. - Т. 1. - С. 422.
- Алексеев В. П. Избранное.
Происхождение народов Кавказа. - Наука, 2009. - Т. 5. - С. 228-229. - ISBN 978-5-02-035547-7 .
Оригинальный текст (рус.)
Распространение каспийской группы популяций в Дагестане падает на центральные, восточные и южные районы. Иными словами, она представлена в лезгиноязычных народах, у даргинцев-кайтагов и кумыков. Однако уже отмечалось, что ни по цвету волос и глаз, более светлому, чем в азербайджанских группах, ни по величине скулового диаметра, заметно большего, чем в Азербайджане, народы центрального Дагестана не могут быть включены в число типичных представителей каспийского типа. В Дагестане этот тип почти всегда проявляется в смешанном виде, обнаруживая либо по пигментации, либо по ширине лица, либо по обоим этим признакам, вместе взятым, известное приближение к кавкасионской группе популяций. Таким образом, территория Дагестана представляет собой периферию ареала каспийского типа, и, следовательно, формирование антропологического состава перечисленных народов является результатом разного по степени интенсивности смешения представителей каспийской и кавкасионской групп популяций. Этим, по-видимому, и объясняются локальные различия в антропологическом типе кумыков, даргинцев и лезгиноязычных народов. Кумыки имеют наиболее тёмную пигментацию, что, по всей вероятности, свидетельствует об интенсивном участии каспийского типа в образовании их антропологических особенностей, некоторые лезгиноязычные группы сближаются с кавкасионскими народами.
- Pieter Muysken.
. - John Benjamins Publishing Company, 2008. - Т. 90. - С. 74. - ISBN 9027231001 , 9789027231000.
Оригинальный текст (рус.)
Languages used at present or in the past as lingua franca in the Caucasus
Azeri in Southern Daghestan
Kumyk in Northern Daghestan
Avar in Western Daghestan
Nogay in Northern Daghestan
Circassian in Western Daghestan
Russian across the Caucasus (since the second half on the 19th c.)
...
Until the beginning of the 19th century Turkic Kumyk, beside Avar and Azeri, served as one of the Lingua francas in foothill and lowland Daghestan, whereas in Northern Daghestan this role was sometimes played by Nogay. - Кумыкский язык // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров . - 3-е изд. - М . : Советская энциклопедия, 1969-1978.
- Кумыкский энциклопедический словарь. Махачкала. 2012. С. 218.
- (рус.) , Институт религии и политики.
- Ярлыкапов А. А. Религиозные верования // Народы Дагестана / Отв. ред. С. А. Арутюнов, А. И. Османов, Г. А. Сергеева. - М .: «Наука», 2002. - С. 68. - ISBN 5-02-008808-0 .
- Иоганн Антон Гильденштедт. . - Петербургское Востоковедение, 2002. - С. 255.
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
- КУМЫКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА // Литературная энциклопедия.
- (рус.) , Литературная энциклопедия.
- Нина Степановна Надъярных. . - Наука, 2005. - С. 164.
- (рус.) , kino-teatr.ru.
- Лев Миронович Минц. . - Olma Media Group, 2007. - С. 276. - ISBN 5373010537 , 9785373010535.
Ссылки
Литература
- Аджиев А. М., М.-Р. А. Ибрагимов. Кумыки // Народы России. Энциклопедия. М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия» , 1994. С. 214-216. ISBN 5-85270-082-7
- Кумыки // Народы России. Атлас культур и религий. - М .: Дизайн. Информация. Картография , 2010. - 320 с. - ISBN 978-5-287-00718-8 .
- // / Совет администрации Красноярского края. Управление общественных связей; гл. ред. Р. Г. Рафиков ; редкол.: В. П. Кривоногов , Р. Д. Цокаев. - 2-е изд., перераб. и доп. - Красноярск: Платина (PLATINA), 2008. - 224 с. - ISBN 978-5-98624-092-3 .
|
Отрывок, характеризующий Кумыки
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport"a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня. Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.
Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!
И граф обратился к повару, который с умным и почтенным лицом, наблюдательно и ласково поглядывал на отца и сына.
– Какова молодежь то, а, Феоктист? – сказал он, – смеется над нашим братом стариками.
– Что ж, ваше сиятельство, им бы только покушать хорошо, а как всё собрать да сервировать, это не их дело.
– Так, так, – закричал граф, и весело схватив сына за обе руки, закричал: – Так вот же что, попался ты мне! Возьми ты сейчас сани парные и ступай ты к Безухову, и скажи, что граф, мол, Илья Андреич прислали просить у вас земляники и ананасов свежих. Больше ни у кого не достанешь. Самого то нет, так ты зайди, княжнам скажи, и оттуда, вот что, поезжай ты на Разгуляй – Ипатка кучер знает – найди ты там Ильюшку цыгана, вот что у графа Орлова тогда плясал, помнишь, в белом казакине, и притащи ты его сюда, ко мне.
– И с цыганками его сюда привести? – спросил Николай смеясь. – Ну, ну!…
В это время неслышными шагами, с деловым, озабоченным и вместе христиански кротким видом, никогда не покидавшим ее, вошла в комнату Анна Михайловна. Несмотря на то, что каждый день Анна Михайловна заставала графа в халате, всякий раз он конфузился при ней и просил извинения за свой костюм.
– Ничего, граф, голубчик, – сказала она, кротко закрывая глаза. – А к Безухому я съезжу, – сказала она. – Пьер приехал, и теперь мы всё достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава Богу, Боря теперь при штабе.
Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручений, и велел ей заложить маленькую карету.
– Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Что он с женой? – спросил он.
Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…
– Ах, мой друг, он очень несчастлив, – сказала она. – Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.
– Да что ж такое? – спросили оба Ростова, старший и младший.
Анна Михайловна глубоко вздохнула: – Долохов, Марьи Ивановны сын, – сказала она таинственным шопотом, – говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорви голова за ней, – сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорви голове, как она назвала Долохова. – Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.
На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l"inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, по приказанию жены отпустивший волоса, снявший очки и одетый по модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.
По годам он бы должен был быть с молодыми, по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому.
Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составлялись около графа Ростопчина, Валуева и Нарышкина. Ростопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.
Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.
В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству – кричать по петушиному – не мог выучиться у Суворова; но старички строго посмотрели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.
Граф Илья Андреич Ростов, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и изредка отыскивая глазами своего стройного молодца сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился, и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.
– Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… A! Василий Игнатьич… здорово старый, – обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как всё зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: пожаловали!
Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.
В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с георгиевской звездой на левой стороне груди. Он видимо сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что то наивно праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу. Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и наконец Багратион всё таки прошел вперед. Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и недождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную. В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: – пусти, mon cher, пусти, пусти, – протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван. Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи. Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то бы он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так итти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», как будто сказал Багратион и устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.
«Славь Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.
Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
Иоганн Бларамберг
Топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа
ВОСТОЧНЫЙ КАВКАЗ. КУМЫКИ
Происхождение кумыков и краткое изложение истории этого народа
Единой точки зрения на происхождение кумыков нет. По мнению ученого Клапрота, они - потомки хазар, столь известных в средневековых исторических хрониках; одно из племен кумыков до сих пор называется «шезары». По мнению других ученых, кумыки - это татары, давно обосновавшиеся на Кавказе и преобразовавшиеся в могущественное племя, именуемое «кумыки» и «кази-кумыки» (об этих последних мы поговорим позже).
Когда появился знаменитый Тамерлан, кумыки подчинились этому завоевателю, как и племена мам-катов, так рассказывает Шереф-ад-дин, говоря о последнем походе Тамерлана против хана Тохтамыша. Из этого можно сделать вывод, что кумыки, выступавшие на стороне Тамерлана, возможно, были потомками кипчаков или одного из племен Золотой Орды. Птолемей упоминает о народе кама, или камаки, жившем в тех местах, где сейчас расселены кумыки.
Современные кумыки говорят на тюркском наречии, отличающемся от наречия ногайцев; издавна они исповедуют ислам суннитского толка и, хотя в нравах, обычаях, одежде они похожи на горцев, в результате смешения с ними, сами себя они считают татарами по происхождению.
Первые контакты России с властителями кумыков датируются 1614 годом, в архивах упоминается относящееся к этому году свидетельство о верности, отправленное царем Михаилом Федоровичем кумыкскому хану Гирею и его братьям; следующим годом датируется другой документ, содержащий сведения о подчинении кумыков России. Во всяком случае можно предположить, что еще до этого времени некоторые кумыкские племена находились уже в зависимости от России, в частности в 1594 году, когда в царствование Федора Иоанновича близ Койсу был основан город, также как и в 1604 году, когда при Борисе Годунове строились крепости на Сунже, в Эндери и в окрестностях Тарки.
В том же году кумыки восстали и, объединившись с черкесами и лезгинами Дагестана, вынудили доблестного воеводу Бутурлина отступить за Терек и оставить вышеупомянутые крепости. Тем не менее кумыки продолжали поддерживать дружеские отношения с Россией до 1722 года, когда Петр I предпринял поход в Персию; тогда кумыки вновь восстали, они напали на русских, но были разгромлены и наказаны за свое предательство разграблением поселения Эндери, в котором насчитывалось тогда до трех тысяч домов. С этого времени кумыки были верны нашему правительству и все время были спокойны и покорны.
Территория кумыков расположена между реками Терек, Аксай, Койсу и Каспийским морем, являющимся ее восточной границей. К северу она отделяется от района Кизляр болотами в нижнем течении Терека; на западе она расположена на обоих берегах нижнего течения Аксая до крепости Амир-Аджи-юрт, расположенной на правом берегу Терека; на юге она граничит с Дагестаном и районами, занятыми салатавцами, ауховцами и качкалыкцами. Южный рукав реки Сулак, называемый «Куру-Койсу» (Сухая Койсу), отделяет кумыков от территории таркийских шамхалов.
Наибольшая протяженность территории кумыков с запада на восток, от крепости Амир-Аджи-юрт до мыса Аграхан, составляет 120 верст; с севера на юг, от древнего Терека (имеется в виду старое русло) до Сулака, - 60 верст, что составляет общую площадь в 7200 квадратных верст.
Когда-то Гудермес был западной границей территории кумыков, он впадает в Сунжу пятнадцатью верстами выше места ее впадения в Терек. Но когда чеченцы спустились со своих гор, кумыкские ханы поселили часть из них на своей территории у подножия отрогов Кавказа, между Сунжей и Аксаем. Чеченцы, обосновавшиеся гам на определенных условиях, стали называться качкалыками (шесть деревень). Затем, с приходом новых соплеменников, их численность увеличилась, и, хотя кумыкские ханы до сих пор считают их своими вассалами, на самом деле качкалыки, воспользовавшись позже ослаблением кумыкских ханов, вернули себе независимость. Таким образом, вся территория между Гудермесом и крепостью Амир-Аджи-юрт может рассматриваться как составная часть территории, занятой племенами чеченцев.
Реки, территория и качество почв
Территория кумыков орошается такими реками: Аксай (Белая Вода), оба берега Аксая принадлежат кумыкам от старого поселения Аксай до слияния Аксая с Тереком. Ручьи Ямансу и Яраксу впадают в Аксай. Небольшая речушка Касма, или Акташ, пересекает центральную часть территории кумыков, она стекает с лезгинских гор, с выступа Салатав, а у подножия гор Хана-Кайтау и Саух-Болак в нее впадает множество мелких ручьев; при впадении в Каспийское море она теряется в болотах. Левый берег Кой-су (Баранья Вода) (Койюн - баран, су - вода (тюрк.) ) от поселения Чир-юрт также принадлежит кумыкам. Сулак и Аграхан - два рукава Койсу - богаты рыбой, здесь отмечаются значительные уловы.
Территория кумыков состоит главным образом из обширных равнин, переходящих ближе к Каспийскому морю в болота; южная часть - гористая, представляет собой отроги лезгинских и дагестанских гор, известных здесь под названием «Тавлинские горы». Долины и равнины служат пастбищами для многочисленных стад; деревни расположены возле речушек. Почвы этого района считаются самыми плодородными на всем Северном Кавказе. Климат здесь более теплый, чем в других местностях, расположенных на той же широте; виноград прекрасно вызревает в садах, в лесах много всевозможных дикорастущих фруктовых деревьев, и. наконец, на полях возделывают рис. Оба берега Койсу покрыты лесом.
Низины в устье этой реки заросли камышом, но там встречаются и тучные пастбища, которыми вообще-то изобилует этот район, гак же как и землями, пригодными для земледелия.
Кумыки подразделяются на три племенные группы: аксайские кумыки, андреевские и костекские кумыки. Кроме собственно кумыков там живут и ногайцы. Кумыки живут оседло, ногайцы ведут кочевую жизнь, и все их богатство составляют многочисленные стада баранов. Для уплаты податей своим господам, кумыкским ханам, ногайцы добывают необходимые для этого деньги, продавая овец и шерсть; кроме того, в качестве дани они отдают ежегодно по 2-3 овцы с каждой сотни. Эти ногайцы представляют собой остатки Большой и Малой Орд ногайцев, о которых мы уже говорили выше и будем говорить позже.
На территории кумыков живет также много армян, занимающихся торговлей, и грузин.
Главное поселение аксайских кумыков - Аксай, насчитывающее 800 домов, оно расположено на правом берегу реки с тем же названием, в 20 верстах от Терека и в 70 верстах от Кизляра. Территория поселения Аксай принадлежит пяти владетельным семьям одного рода, их имена: Алибековы, Ахматханкаплановы, Эльдаровы, Уцмиевы и Арсланбековы. Последняя семья - наиболее древняя и некогда владела небольшим государственным подразделением качкалыков, ставших затем самостоятельным. В поселение Аксай приходит много чеченцев и других горцев для ведения торговых дел. Жилища ханов некогда были окружены каменными стенами с башнями и приспособлены к упорной обороне. Напротив Аксая на левом берегу реки находится крепость Таш-Кичу.
Главное поселение андреевских кумыков - Эн-дери, или Андреевка,- большое село, насчитывающее 1500 домов, в 30 верстах от Аксая и в 90 верстах от Кизляра, расположено на правом берегу Акташа в том месте, где он стекает с гор. Место это очень живописное, там есть несколько мечетей, выстроенных из камня; дома ханов тоже строят из камня, они окружены каменными стенами с башнями для обороны. Расположение этого селения очень удобно: оно находится между рекой Акташ и двумя ее притоками - речушками Ачи и Чумли. Эндери, можно сказать, закрывает горный проход. В окрестностях этого селения есть также несколько удобных мест, которыми воспользовались, чтобы построить крепость Внезапную к северо-западу от Эндери на левом берегу Акташа. Эта крепость имеет большое значение, поскольку охраняет выход с гор и внушает черкесам почтение.
Наиболее могущественные ханские семьи в Эндери - Казаналиповы, Айдемировы, Темировы, Алишевы, Муртазали-Аджиевы. О возникновении селения Андреевка (Эндери) рассказывают так. После распада казачьей армии Ермака значительная часть казаков, объединенная атаманом Андреевым, укрылась на Каспийском море, где занялась пиратством. Позже этот атаман Андреев с тремя сотнями казаков обнаружил остатки древнего укрепленного города; он и остался там со своими товарищами, укрепил средства защиты и этим своим пребыванием там дал название поселению - Андреевка (Эндери). Тщетно кумыки и горцы пытались прогнать их оттуда, казаки держались там до 1569 года, покуда указом царя Ивана Васильевича Грозного их не перевели на Терек, где до сих пор и живут их потомки, называемые гребенскими казаками.
До сих пор еще можно найти остатки земляной крепости напротив селения Эндери на левом берегу Акташа при его выходе из гор - это свидетельствует о том, что выгодное положение этого места было замечено теми, кто некогда занимал его.
До русского завоевания селение Эндери было основным рынком для продажи военнопленных, которых горцы приводили туда. Мы еще вернемся к этой торговле в отдельном разделе.
Костеки, или Костюковка,- главное поселение района с тем же названием; это большое село в 650 домов, расположенное на левом берегу реки Койсу, которая здесь изобилует всевозможной рыбой; здесь водится даже кизлярская сельдь (шамахи).
Кумыкские ханы из семьи Алишевых, которым принадлежит район, получают наибольшие доходы от рыболовства, которое в основном арендовано армянами и русскими торговцами. Недалеко от селения Костеки найдены сернистые термальные воды. На территории кумыков замечены еще десятки разных источников.
Кази-юрт расположен на левом берегу Койсу, там, где река начинает разветвляться. Этот поселок служит как бы перевалочным пунктом на пути из Кизляра в Тарки.
Чир-юрт находится на правом берегу Койсу, он расположен на том выступе, который образует река, сворачивая к западу; Чир-юрт является перевалочным пунктом на пути из Эндери в Тарки.
Крепость Амир-Аджи-юрт стоит на правом берегу Терека и является крайней западной точкой границы этой территории.
Население
Вот количество населения этих трех районов: поселение Аксай - 8 тысяч душ; поселение Эндери - 28 тысяч душ; поселение Костеки - 2 тысячи 800 душ.
Итого: 38 тысяч 800 душ, которые могут выставить 4 тысячи 500 вооруженных пехотинцев.
Этнографические подробности
Кумыкские владетели занимают место сразу за кабардинскими и, за исключением этих последних, наиболее видные на Кавказе. Персидские шахи и русские цари выбрали когда-то шамхалов Тарки среди них, и аксаевские ханы до сих пор поддерживают родственные связи с таркийскими шамхалами и ханами Аварии.
Вся без исключения территория этого региона - собственность семей кумыкских ханов. У этих ханов есть свои крестьяне, перешедшие к ним по наследству, однако они не осмеливаются их продавать, но ежегодно получают воз древесины от каждой семьи и работника на один день во время сева, жатвы и сенокоса; за исключением этого крестьяне не платят никакого налога. Уздени, у которых есть подданные, считают себя подчиненными хану, на территории которого они живут, но тем не менее они не платят никакого оброка, также как и крестьяне.
Крестьяне имеют право уйти от одного владельца, чтобы перейти под покровительство другого. Отсюда следует, что наиболее богатый хан тот, у кого большая территория и большее число крестьян. Уздени и крестьяне обязаны сопровождать своего хана во время грабительских походов и на войну.
Кумыкские ханы могут жениться на дочерях узденей и даже на дочерях их подданных, но в таком случае их дети не имеют никакого права наследования. Ханские дочери выходят замуж только за ханов. Калым у них также в обычае по примеру других горских народов. Наиболее почитаемые ханы имеют по 2-3 жены, закон же позволяет иметь до 7 жен.
Все кумыки - мусульмане учения Омара (сунниты). Духовенство пользуется у них особым уважением, особенно со стороны народа; оно представлено двумя группами - кадии (их всего трое) и муллы. Кадии получают ежегодно от каждой семьи своего района две меры проса или пшеницы и одну овцу из каждой сотни; мулл содержат кадии. К тем, кто побывал в Мекке, относятся с особым почтением, как и на всем Кавказе, этих людей называют «хаджии», или «паломники».
Междоусобные распри и ссоры рассматриваются мегкемой - церковным судом, в котором заседает духовенство, иногда там присутствуют ханы.
Доходы ханов пополняет арендная плата за землю, которую отдают в пользование лезгинам, которые пасут там скот во время холодного сезона. Налоги с транзитной торговли также идут в казну хана.
Мы уже упоминали о превосходном качестве почвы и ее замечательном плодородии. Кумыки выращивают в основном пшеницу и просо, отдавая предпочтение просу, которое дает им прекрасные урожаи. Повсюду встречаются поля, засеянные просом, пересеченные многочисленными ирригационными каналами, называемыми здесь «татаули». Ячмень выращивают в меньшем количестве; в районе проживания костекских кумыков возделывают также и рис. Овощные культуры, хотя и успешно здесь произрастают, дают в основном небольшой доход.
Кумыки богаты многочисленными стадами рогатого скота, разводимого ради шерсти; стада овец и коз на все лето отправляют в горы. Кумыки держат огромные табуны - по нескольку сотен лошадей в каждом, их лучшая порода называется «чепаловская», она очень ценится на Кавказе. Табуны чепаловских скакунов принадлежат аксаевскому хану Каспулату. Огромное количество лошадей ежегодно продают русским.
Мужчины-кумыки склонны к лени и бездействию; они лишь немного занимаются торговлей, которая, в основном, сосредоточена в руках армян. Их женщины более трудолюбивы и делают превосходные ковры, называемые «бурмет»; полотно, сотканное из однотонного грубообработанного хлопка, и шелковые ткани для собственного употребления.
В Кизляре кумыки продают строевой лес и дрова, а также жерди для виноградников. Они добывают соль из озера Турали, расположенного на территории шамхалов, и меняют ее на просо и пшеницу. Кумыкские ханы поддерживают близкие отношения с чеченцами, кроме того, у них издавна сложились торговые связи с кабардинцами и лезгинскими племенами, живущими в заснеженных горах Северного Кавказа.
Кумыки в целом более цивилизованны, нежели их соседи, и лишь тайком принимают участие в их грабежах.
Наподобие других горских народов кумыки тоже иногда отдают своих сыновей на воспитание иноплеменникам - аталыкам. С 7-8 лет юный ханский отпрыск совершает длительные верховые прогулки со своим опекуном; седло делают таким образом, чтобы ребенок не мог упасть. Целые дни мальчик вместе со своим воспитателем-аталыком проводит в седле, чтобы изловчиться украсть коня или корову; если ему это удается и владелец скота не ловит его сразу, он оставляет животное себе и на следующий день уже может не скрывать свою кражу; если же владельцу удается его поймать, вор должен вернуть животное. Затем он лишь испытывает стыд за свою неловкость.
Обычай, общий для всего Кавказа,- отдавать детей в руки иноплеменников - преследует политическую цель большого значения, поскольку воспитатель-аталык становится затем членом семьи законного отца и эти родственные отношения распространяются не только на представителей того же рода, но и на всех представителей народа, к которому относится аталык, по всему Кавказу, так что среди вражды, царящей между ними, они всегда ищут и находят средства получить поддержку и помощь.
Кумыки никогда не отправляются в военные походы на длительное время, как другие горцы, и не отсутствуют дома больше двух-трех недель. В походе они не соблюдают никакого порядка, но собираются в небольшие группы, каждая из которых следует за своим собственным предводителем. В лагере они также располагаются по своему усмотрению, не удаляясь, однако, слишком далеко от своего хана. Последнего сопровождает стадо овец или несколько голов крупного рогатого скота для пропитания самого хана и его свиты; остальные обязаны иметь - каждый свои - съестные припасы, которые, как правило, представляют собой небольшой мешок с просом или пшеницей, привязанный к седлу. Хотя у кумыков репутация хороших наездников и смелых людей, они все-таки далеко не так отважны, как кабардинцы и чеченцы.
Кумыки сами делают порох и оружие. Кинжалы, изготовленные в селении Эндери, пользуются большим спросом на всем Кавказе; свинец же они покупают у русских.
На дорогах этого региона встречаются некоторые препятствия: реки, спускаясь с гор, растекаются по обширным долинам, которые сменяются затем заболоченными участками; у большинства из рек тинистое и глинистое дно, и переходить их можно только по мостам. Кроме того, вся местность изрезана невероятным количеством ирригационных каналов - татаули, особенно в окрестностях поселений; наконец, встречающиеся там леса очень густые и поросли колючим кустарником, что делает их практически непроходимыми, там есть лишь узкие тропинки, по которым нельзя уйти далеко вглубь из опасения разорвать одежду или пораниться. Лесами покрыта значительная часть низин и долин.
О продаже пленников на Кавказе
Мы уже говорили, когда речь шла о поселении Эндери (Андреевка), что это место знаменито благодаря торговле пленниками, и, хотя эта торговля прекратилась там уже лет 20 назад, также как и вывоз рабов в Турцию, благодаря суровым мерам нашего правительства, будет небезынтересно рассмотреть некоторые подробности, касающиеся этой торговли, и дать некоторое представление о том, как это происходило.
Торговля пленными осуществлялась на Кавказе по праву войны: продавали тех, кого захватывали в сражениях, а поскольку горцы до сих пор живут в постоянной дружбе с одними и в состоянии непрекращающейся войны с другими соседями, всегда было чем поддержать эту торговлю, которая, судя по всему, существовала там с очень давнего времени. В годы правления императора Юстиниана I абхазы специально воровали у соседей мальчиков для продажи в Константинополь, где они шли по очень высокой цене, в связи с чем торговцы живым товаром буквально наводнили Константинополь этими жертвами восточного сладострастия, что привело затем к запрещению этой торговли Юстинианом. В более позднее время уже не встречается сведений о том, что какие-либо горцы Кавказа сами привезли в Константинополь рабов на продажу.
Обычай превращать в рабов военнопленных и продавать их как собственность не только очень древний, но и в общем-то весьма распространенный во многих странах. Только с появлением христианства в Европе исчезла эта позорная торговля, за исключением России, где эта практика перешла на потомков военнопленных, известных под названием холопов и крепостных, которых до царствования Алексея Михайловича никогда не смешивали с крестьянами или даже с кабальными холопами; эти две категории населения рассматривались в России как свободные. Царь Иван Васильевич Грозный после покорения Казани запретил крестьянам менять местожительство и переходить с одного места на другое, в результате чего рабство крестьян постепенно стало устанавливаться в России. Но все-таки в Российской империи нет первобытного закона, позволяющего господину продавать своих крестьян отдельно от земли, к которой они прикреплены. Болтин ясно доказал, что личное рабство и продажа крестьян установились в России по привычке соблюдения обычая, что позже было закреплено законодательно (Болтин. Заметки по истории России Леклерка. Т. 1. С. 328-337, 474-475; Т. 2. С. 206-213. ).
Небольшое отступление, которое мы сделали о былом положении русских крестьян, объясняет в какой-то степени то, что мы наблюдали по этому поводу на Кавказе, поскольку, сравнивая положение русских крестьян с кавказскими, мы видим, что демаркационная линия между крестьянами и ясырями (рабами) на Кавказе гораздо менее стерта, чем в России. Хотя у горцев господа тоже могут злоупотреблять правом, которое у них есть на крестьян, они тем не менее могут их продавать лишь в том случае, когда хотят их наказать за какое-нибудь преступление, например за воровство, убийство, и это делается с согласия их соседей и хана, которому они подчиняются; поэтому уздени этого региона очень редко продают своих крестьян, тем более что по обычаю это действие считается предосудительным.
Довольно редкими были сначала случаи, когда родители продавали своих детей из-за бедности или, реже, из жестокости. Однако, как свидетельствуют исторические факты, некоторые жертвы родительской жестокости смогли затем достичь высокого положения в странах, куда их продали,- в Египте или Турции. Такие примеры довольно-таки многочисленны. Султан Баркок был черкесского происхождения, он основал в 1382 году вторую династию мамлюков, названную династией боргитов, или черкесов, которая правила до XVI века.
Часть египетских правителей и многие из турецких пашей были того же происхождения. Если учесть, каким состоянием была для горцев сумма в 100- 200 дукатов, которую они получали за особенно красивых мальчиков и девочек, то не удивительно и объяснимо, что такому искушению невозможно было сопротивляться. Кроме того, отцы часто продавали своих детей, чтобы прокормить младших и чтобы их не похитили соседи, что всегда могло произойти и чего следовало опасаться, если дети были красивы и хорошо сложены. Тем не менее нужно признать для утешения человечества, что эти два источника торговли - продажа крестьян их господами и продажа детей родителями - не были основой торговли рабами. Эта торговля осуществлялась другими средствами, на которых мы сейчас и остановимся.
Во время распрей между двумя племенами обычай позволял взаимные набеги на территорию противника, которые производились или небольшими отрядами, или в одиночку с целью похищения людей и животных в отместку за перенесенные обиды; горцы называют это «баранта». Эта гражданская война поставляла множество пленников; наиболее богатых и известных выкупали их родственники, остальных же продавали или оставляли в качестве домашних рабов, в последнем случае их использовали в домашнем хозяйстве или они работали пастухами. Эти набеги совершаются до сих пор, а поскольку горцы не могут больше продавать своих пленных туркам, они продают их друг другу, если не хотят оставлять их в качестве собственных рабов. С нашими пленными солдатами обращались именно так: их или заставляли работать пастухами, или использовали для обработки полей, сбора хвороста и прочих работ.
Горцы совершали набеги на территорию своих соседей-христиан, особенно в Грузию. Основной их задачей был захват пленных; их набеги на правый берег Кубани и левый берег Терека преследовали ту же цель, и мы уже говорили о том, как они захватывали отдельных людей и переправляли их в горы (см. раздел о чеченцах).
В Мингрелии и в Гурии горские князья и уздени добывали себе пленников способом баранта и, чтобы утолить свою страсть к золоту, продавали даже своих собственных рабов. Царь Соломон I законодательно запретил продажу пленников в Имеретии, и со времени установления протектората России над Грузией лезгинам не удавалось больше захватывать много пленных в этой стране.
Тайное похищение людей в мирное время у соседей или даже знакомых считалось похвальным для отважного горца, лишь бы об этом воровстве ни в коем случае не стало известно. В противном случае предпринимались ответные меры и объявлялась кровная месть, которая кончалась гибелью одного из двух противников. Довольно часто бывали случаи, когда друг похищал у друга его сына или дочь, чтобы продать в Анапе или Сухум-Кале, и об этой краже становилось известно лишь много лет спустя, когда судьба возвращала похищенного на родину.
Благодаря этим трем источникам, о которых мы только что рассказали, получалось большое количество пленников, которые, переходя из рук в руки, оказывались в Анапе, Кодосе, Исгаури, Сухум-Кале, Поти и Батуме для продажи турецким торговцам, которые отвозили их в Константинополь, а оттуда в Египет и порты Леванта.
Для Египта выбирали наиболее хорошо сложенных мужчин, чтобы пополнить число мамлюков. Наиболее красивых девушек продавали по высокой цене богачам для удовольствий гарема, а некрасивых или плохо сложенных пленников обоего пола продавали по довольно умеренным ценам как простых рабов для домашних и тяжелых физических работ.
Вольней рассказывает, что цена на мужчин менялась в Египте в зависимости от их национальности и уменьшалась в таком порядке: черкесы, абхазы, мингрелы, грузины, русские, поляки, венгры, немцы и т. д. Сами горцы придерживались примерно того же порядка, и, исходя из физической силы, красоты и хорошего телосложения человека, цена пленника уменьшалась в таком порядке: черкесы, мингрелы, грузины, абхазы.
Среди женщин всегда отдавалось предпочтение красивым черкешенкам. Мамлюки не женились на коптских девушках, они покупали для себя своих соотечественниц, но, по замечанию Вольнея, из-за египетского климата мамлюки вырождались во втором поколении, поэтому беи вынуждены были долгое время доукомплектовывать эту военную милицию молодыми людьми с Кавказа, чтобы располагать храброй кавалерией, благодаря которой они могли поддерживать свою власть. Вторжение французов в Египет и позже измена Мехмет-Али привели к исчезновению этой покупной милиции.
Поскольку большая часть пленников была слишком далека от берегов Черного моря и отправка их в один из портов этого бассейна была связана с большими трудностями, на самом Кавказе устроили два больших рынка по продаже рабов, а именно: в Эндери (о котором мы уже говорили выше) и в Джари, основном поселении Джаро-Белоканской области, населенной лезгинами. Именно на эти два рынка приводили пленников, которых потом покупали турецкие торговцы и иногда армяне. Из Эндери пленных перевозили скованными двое надвое по рукам через земли чеченцев, ингушей, черкесов, вдоль русских постов до Анапы. Этот путь проделывался под охраной конвоя с достаточным числом воинов и проходил по тайным тропам. Тщательно оберегаемые женщины ехали на лошадях, а мужчины шли пешком; в дороге их хорошо кормили, чтобы поддерживать силы в пути. Некогда пленников перевозили таким образом из Эндери в Крым через Кумские и Кубанские степи и Тамань, оттуда их отвозили в Константинополь, но дорога эта оказалась для них закрыта, когда Крымский полуостров стал частью русской территории.
Лезгины переправляли пленников из Джари через Грузию потайными горными тропами и через леса до Ахалциха, а оттуда в Батум и Поти. Чтобы увеличить число своих пленников, они разделялись, проходя по Грузии, на несколько групп, одна из которых экскортировала пленных, а остальные рассеивались по Грузии, чтобы захватить новых пленников. Как правило, они старались вернуться к своим очагам до наступления зимы, в противном случае, если холодное время года заставало их в Ахалцихе, они поступали на службу к паше этого пашалык:!, но с условием, что им позволят совершать набеги в Грузию, Имеретию, Мингрелию, чтобы похищать людей; в разрешении этого им никогда не отказывали. Таким образом, дружественные связи лезгин из Джаро-Белоканской области и Ахалцихского пашалыка поддерживались на погибель Грузии, вплоть до ее принятия в состав России. Эти связи были полностью прерваны лишь тогда, когда Россия завладела этим пиратским логовом (Ахалцих был взят приступом 15 августа 1828 года, область Джари была присоединена к Российской империи 1 марта 1830 года). В три тысячи человек оценивается число рабов, ежегодно продаваемых туркам в портах восточного побережья Понта Эвксинского до принятия Грузии в состав России. Позже это количество значительно уменьшилось в результате того, что горцы стали встречать препятствия, проходя через военные Линии по Кавказу и вдоль этой цепи. Эта позорная торговля окончательно прекратилась после заключения Адрианопольского мирного договора, по которому Россия получила во владение Ахалцих и все восточное побережье Понта Эвксинского. Турецкие суда, приближающиеся время от времени к этим берегам для торговли, в большинстве случаев обнаруживаются и отгоняются или уничтожаются нашими кораблями еще до того, как они смогли бы получить груз.
Дав некоторые сведения о продаже рабов на Кавказе, мы скажем несколько слов о том, как велась эта торговля в Эндери до 1818 года - времени, когда генерал Ермолов захватил это поселение, построил рядом крепость Внезапную и положил конец этой торговле.
Русское правительство, которое до этого времени не могло полностью помешать продаже рабов в Эндери, приняло тем не менее несколько законов, которыми пыталось облегчить участь рабов-христиан.
Жители Эндери, купив пленников, приведенных чеченцами, лезгинами и другими горцами, продавали их на том же самом месте жителям Кизляра или отводили их в этот город, чтобы там продать на определенных условиях, которые распространялись на всех пленников, были они христианами или нет (русские подданные представляли собой исключение).
Житель Кизляра, покупая одного из пленных, записывал свое имя и имя пленника в полиции города и указывал сумму выкупа. С этого момента из общей суммы ежегодно вычитали по 24 рубля серебром как плату за работу пленного, кроме того, хозяин был обязан кормить и одевать его; пленник оставался на службе у хозяина до тех пор, пока не будет выплачена вся сумма выкупа. После этого пленник становился свободным и мог выбрать образ жизни, который ему нравится, он пользовался всеми правами иногороднего поселенца. Таким образом, если его цена доходила до 240 рублей серебром, он должен был отработать 10 лет, чтобы стать свободным.
Больше всего среди этих пленников было грузин, мингрелов, армян, но были там и горцы, захваченные во время баранты, или дети, проданные родителями из-за нищеты. Поскольку обычная цена пленника была около 150-200 рублей серебром, пленник получал свободу по истечении 6-8 лет. Эта торговля очень обогащала жителей Эндери, а жители Кизляра также имели большую выгоду от этой торговли, так как пользовались сложившимся положением дел, чтобы за очень умеренную плату получить рабочих для своих виноградников.
В
дали, в розовом тумане восходящего солнца, среди степи виднелось что-то неясное, огромное: не то синеющий лес, не то застывшее облако. Но то был не лес. И не облако.
— Яхсай, — безразлично произнес шофер. И я почувствовал, как заколотилось мое сердце.
Вот уже обозначились дома. Много низких домов с покатыми крышами, с огромными верандами, окруженные садами. Вот уже ясно различались трубы, над которыми зависли белые клубы дыма... А сердце не унималось, искало выход наружу.
Аул Аксай — родина моих предков. Здесь родился мой прадедушка Абдусалам Аджиев (Пусть простят меня предки, ведь по кумыкским обычаям я не имею права называть старших полным именем. А как иначе рассказать нашу историю?), и все радовались его появлению: без устали палили из ружей в воздух, гарцевали, праздновали несколько дней подряд, как велел обычай, — человек родился! Сюда, в Аксай, прадедушка привез свою первую жену — чеченскую красавицу из рода Битроевых, Батий, а всего у него было четыре жены, Батий была старшей. Первенца они назвали Абдурахманом, в честь моего прапрадедушки, потом у них родилось еще одиннадцать детей, но лишь шесть выжили. Среди них — Салах, мой дедушка. А вот дети Салаха родного Аксая уже не знали. Дядя Энвер родился в Санкт-Петербурге, потому что там дедушка учился на инженера, там он и женился. Отец мой увидел свет в Темир-Хан-Шуре, тогдашней столице Дагестана, где ненадолго поселилась после Петербурга молодая семья инженера, ведь бабушка закончила консерваторию, была пианисткой, а в Аксае ей не хватало бы общества. Тогда окружению придавалось очень большое значение...
С тех пор столько воды утекло. Далеко разбросала плоды наша аксайская яблоня. Когда я ехал в аул, то не знал о ее щедрости, даже не догадывался — в нашем доме, как и во многих других домах, не принято было вспоминать. Никогда! Ничего!
Я родился и вырос в Москве, закончил университет, защитил диссертацию, объездил страну вдоль и поперек и всю свою жизнь верил, что история фамилии Аджиевых началась после 1917 года... Долго же тянулась болезнь.
Когда побываешь там, то невольно задумаешься: а верно ли, что Дагестан зовется «страной гор»? Лишь половина республики гористая, другая половина — Кумыкская равнина, где земля будто разглажена ветрами, будто распахнута солнцу — открытая, гостеприимная, добрая. Такие же и люди, веками живущие здесь.
Степной Дагестан... Что известно о нем сейчас? Да и вообще кто-нибудь вне Дагестана слышал о кумыках — моем древнем народе с разбитой судьбой? А ведь еще сто лет назад наш язык был языком общения на всем Северном Кавказе. Из далеких горных селений приходили в наши аулы учиться кумыкскому языку и культуре...
Понимаю, рассказывать о своем народе крайне сложно — всегда рискуешь либо что-нибудь упустить, либо, что вероятнее, преувеличить. Поэтому буду говорить больше о своей фамилии, когда-то очень знатной и уважаемой в Дагестане, об Аджиевых, о том, что сделали с ними. К сожалению, наш род разделил судьбу кумыкского народа. И это, увы, не преувеличение.
Брокгауза и Ефрона, вернее — их знаменитый Энциклопедический словарь, нельзя упрекнуть в предвзятости. Меня — можно. Поэтому поведу свое «кумыкское» повествование именно с этого классического словаря.
«В кумыкских песнях отражается нравственный облик кумыка — рассудительного и наблюдательного, со строгим понятием о чести и верности данному слову, отзывчивого к чужому горю, любящего свой край, склонного к созерцанию и философским размышлениям, но умеющему повеселиться с товарищами. Как народ более культурный, кумыки всегда пользовались большим влиянием на соседние племена».
Так писали о моих предках в XIX веке.
Аджиевы — род воинов, потомственных военных, поэтому к имени мужчины полагалась приставка «сала» — Абдусалам-сала. Любовь к оружию, к лошади, к простору приходила к ним вместе с молоком матери, а уходила только вместе с душой... Ведь предками всех кумыков были вольные половцы — гордые степные кочевники.
Здесь я отойду от своей родословной, чтобы взглянуть на ту благодатную почву, которая кормила наши корни, растила их: половецкий пласт нашей истории слишком мощный, чтобы не заметить его. Кто же такие половцы? Откуда?
Сегодняшняя официальная наука утверждает, что кумыки — как народ — появились только в XIII веке. Ученые же прошлого столетия считали иначе, полагая, что предками современных кумыков были половцы. Ныне того же взгляда придерживается видный советский этнограф Лев Николаевич Гумилев, который вообще по-новому прочитал всю отечественную историю, справедливо начиная ее именно с половецкой страницы.
Я склонен разделить точку зрения Л. Н. Гумилева, может быть, кому-то и кажущуюся спорной. Меня же она привлекает тем, что не ограничивает историю многих народов, в том числе и кумыков, лишь считанными столетиями.
Необычный жил народ. Странствующий. Тесными и душными казались ему каменные коридоры городов, и люди предпочли дома на колесах — кибитки. Половецкий город быстро вырастал, быстро и исчезал, со скрипом переезжая на новое место. Каменные дома, считали кочевники, вредны для здоровья. И неудобны для странствий.
Половцы не вели летописей. Свои глубокие чувства, воспоминания они передавали в песнях.
Свободные, словно ветер, пронеслись они по жизни, почти не оставив материальных следов на дороге времени... А как упрекнуть ветер за его норов, за то, что он такой, какой есть?
Но звуки-записи стирает время, вот почему о половцах известно больше по воспоминаниям соседей, по скромным археологическим находкам, к тому же слишком отрывочным, чтобы рисовать картины их вольной жизни. И тем не менее откуда они пришли?
Еще за тысячу лет до нашей эры, вблизи Алтая, в самом центре Азии жили племена «светлокожих, светлоглазых, светловолосых», поразивших воображение древних китайцев — видимо, по причине несходства с их внешностью. Китайцы их называли динлинами, а другие народы — курыканами. Как они сами называли себя? Неизвестно. Возможно, кипчаками. Видимо, то были родичи киммерийцев и скифов, живших когда-то в тех же местах.
Кстати, слово «половец» и по-древнерусски означает желтый, соломенный цвет, цвет «половы». Есть слово «куман», которым называли половцев их западные соседи и которое тоже означает желтый. Еще есть тюркское слово «сарык», им называли половцев некоторые их восточные и южные соседи, значение все то же — желтый, белый, бледный.
Среди кумыков многие похожи на «светлокожих, светлоглазых, светловолосых» соседей древних китайцев. Я бы мог предложить описание своей внешности или внешности моей сестры, и эти описания точно укладывались бы в те, что оставили древние китайцы, персы, египтяне, русские и другие соседи половцев. Даже такие детали, как короткие ноги или широкий нос, и те совпадают...
Но как попали бледнолицые азиаты в степи Европы и даже в Египет? О-о, тут целая история.
Пришло время — и медленно, словно ледник, двинулись с предгорий Алтая племена половцев. Страшная сила пришла в движение. Кочевники смяли прежних хозяев степи — племена сарматов, аланов, печенегов — и утвердили за собой огромное пространство от озера Балхаш до Дуная. Дешт-и-Кипчак назывались тогда эти земли. «Половецкое поле»— говорили потом о них на Руси.
На севере Половецкое поле подходило к Москве-реке, западные его земли назывались «украина» или «окраина».
Как таковой границы государства, конечно, не было, потому что не с кем было граничить — не было же Руси, лишь только в IX—X веках появилась она. Так что южнее Москвы-реки и восточнее Дуная прежде лежали половецкие земли.
Лежал, например, аул Тула, где жили оружейники. Слово «тула» по-тюркски означало «колчан, набитый стрелами». Именно с набитыми колчанами уезжали отсюда воины-степняки. В те времена там с успехом, видимо, делали и самовары... Кстати, и слово «москва» тоже, наверное, наше, тюркское, по крайней мере высказывалось и такое предположение.
Что много говорить — беспокойный сосед обитал под боком у Рюриковичей, собравших лесных обитателей, славян, в Русское государство. Земледельцы и кочевники не могли долго жить в мире. Но и никогда долго не враждовали.
Всяко бывало. Половцы жгли русские деревни, города, угоняли пленников в рабство. Однако они и защищали молодую Русь! Александр Невский без половецких дружин вряд ли стал бы «Невским», выиграть сражение ему помогли легковооруженные половцы. Даже в жесточайшей битве на Калке войска половецких ханов и русских князей стояли бок о бок против черных монгольских туч. Стояли, но не выстояли.
Кто из союзников дрогнул в битве на Калке — вечная загадка истории. Однако не половцы. Степняки, исполненные достоинства, презирали смерть — об этом в один голос говорили все древние историки. С поля боя они никогда не бегали, скорее кончали с собой в случае поражения, но только не бегали. Гордость не позволяла.
С грозными кличами бросались половецкие воины в атаку. Тактика их боя оттачивалась веками. Ни в чем не уступали половцы монголам, ведь наш народ не знал, по существу, никаких мирных занятий, только войны, беспрерывные войны... Однако ж проиграли.
И полной мерой заплатили за поражение: прекраснейший Дешт-и-Кипчак превратился в конюшню монгольской империи, откуда завоеватели, словно коней, отлавливали арканами живой товар для невольничьих базаров Востока.
Отдадим же наконец причитающееся: собой, своей судьбой половцы вместе с русскими закрыли монголам путь в Европу, взяли на себя главную тяжесть монгольского ига, спасли других ценою собственной гибели. А история почему-то к ним и нема, и глуха: кроме слов «поганый татарин», ничего не оставила.
Судьба отвернулась от гордых детей степи. Правда, в XIV веке они еще держали в руках сабли, едва даже не захватили в плен великого завоевателя Тамерлана, нагрянувшего в Дешт-и-Кипчак. Покоритель Востока, хромой Тимур, спасся бегством, потеряв множество людей. Но на большее половцев уже не хватило.
Чтобы избежать монгольского аркана, кто-то прятался в степи, кто-то подался прочь из осиротевшего Дешт-и-Кипчака. Именно тогда, в XIII—XIV веках, в Венгрии объявились первые куманы, куны, кумаки, на Кавказе кумыки, карачаевцы, балкарцы... Новые тюркоязычные народы словно заново сошли на Землю. Кровь половцев, хотя и не только она, течет в жилах многих жителей Поволжья, Средней Азии и Казахстана. У большинства тюркских народов есть племена и роды «кыпчак».
Течет наша кровь и в русских. Носители трехсот русских фамилий — обрусенные половцы, многие стали гордостью России. Кутузов, Тургенев, Чаадаев, Аксаков. А сколько других? Даже вроде бы «чисто русские» фамилии Каблуков, Мусин, Муханов, Тараканов, Копылов, Мордасов — и они нашего корня. Об этом я узнал из любопытной книги Н. Баскакова «Русские фамилии тюркского происхождения», тут же ставшей библиографической редкостью.
Обрусивание половцев шло в XV— XVI веках, достигнув зенита после Азовских походов Петра, когда истощенная, обескровленная, не могущая защитить себя степь окончательно досталась России... И исчезла.
История половцев недолго продолжалась и на Ближнем Востоке. И тоже исчезла, тоже канула в Лету.
На невольничьем базаре в Дамаске за мальчика по имени Бейбарс дали немного — всего горсть серебряных динаров. Мальчик был крепкий, ловкий, светловолосый, как и его сверстники, другие невольники. Но не столь красивый. Один его глаз закрывало бельмо. Зато другой глаз был голубым, о чем и поведал потом средневековый пергамент. Из половецких мальчиков в Египте воспитывали воинов-рабов, или мамелюков. Для работы степняки не годились.
Одноглазый мальчуган вырос не простым мамелюком. Искусству его не было предела. Он получил прозвище Абуль-Футух, что значит «отец победы». На Востоке столь высокими прозвищами, как известно, не кидаются. С маленьким войском рабов Бейбарс отомстил монголам за судьбу своего народа: разбил их на земле Египта. Движение орды на юг захлебнулось в ее собственной крови.
Мамелюки спасли древнюю страну пирамид, и на правах сильнейшего Бейбарс сел на ее трон. За 17 лет владычества он завоевал и земли Палестины, и Сирии, потом на троне Империи мамелюков его сменил половецкий же раб Калаун, династия которого правила еще 103 года. Потом во дворец пришла династия мамелюка Баркука, но уже не чистого половца, а черкеса. Новые 135 лет та же рука правила в Египте. Лишь в позднем средневековье половцы окончательно потерялись, став частью арабского народа... Приток рабов с севера иссяк.
Печальны и кровавы «половецкие» страницы истории кумыков. Но они были! За них заплачено сполна. И тем непонятнее позиция официальной науки, утверждающей, будто только в XIII веке мы, кумыки, появились как народ. Что же, раньше нас не было?! Выходит, у нас нет ни традиций, ни обычаев, потому что у нас нет предков?!
С гор уже потянуло вечерней прохладой, когда на дороге из Владикавказа показались русские солдаты. Конные и пешие, вереницей подходили они к Аксаю. В ауле их приходу не удивились: все знали, Россия пошла войной на Кавказ. Начинался 1817 год.
Ничего, кроме презрения, не увидели завоеватели в Дагестане. Конечно, это сильное оружие, но его мало, а другого в Аксае не было. Кинжалы и сабли пушкам и ружьям явно уступали. Мудрые аксайцы затеяли игру с превосходящим врагом: они по примеру своих предков взяли тактику заманивания, выжидания, вынужденного мира. Точно как половцы!
Неизвестно, кто предложил эту единственно верную тогда тактику, может быть, даже и мой прапрадедушка Абдурахман, он был военным и к тому же далеко не последним человеком в Аксае.
До 1825 года вынужденный нейтралитет кое-как соблюдался. Аксайцы молчали, стиснув зубы. Однако в этот год гости почему-то почувствовали себя уже хозяевами Аксая, стали приказывать. Такого терпеливые кумыки не перенесли.
Не исключаю, что случилось все в доме отца Абдурахмана, имя которого Асев, если, конечно, я не ошибаюсь. Гости опять что-то нагло позволили себе. В руках муллы Аджи блеснул кинжал — и в России на двух генералов стало меньше.
Подоспевшие солдаты вскинули смельчака на штыки, но и аульцы не оплошали — вмиг вырезали врагов до единого. Оскорблений в Дагестане не прощают.
Забурлил окровавленный Аксай, днем и ночью все ждали ответного хода русских. И генерал Ермолов сделал его — казаки стерли аул, перерубили бы и его жителей, но «татары», как тогда русские называли кумыков, скрылись в густых зарослях камыша, которые начинались за аулом и тянулись на много верст по Кумыкской равнине.
За аксайцами даже погони не послали. «Сами, как собаки, сдохнут от малярии»,— решили казаки, поворачивая коней.
Не сдохли. Выжили. Нашли сухое место среди болот, построили из самана дома, разбили пашни и каждый год отвоевывали у камыша пространство. Новый аул тоже назвали Аксаем.
Я довольно точно могу описать местность и сам аул тех лет, кое-что знаю о его жителях. Откуда? От Михаила Юрьевича Лермонтова. Он бывал в Аксае. И жива молва, будто Бэла — наша, аксайская. Она вполне могла быть сестрой Абдурахмана, а Азамат — его братом... Что делать, родственники бывают всякие.
И то, что Максим Максимыч и Печорин жили в крепости неподалеку, тоже вполне соответствует действительности. Я нашел название крепости — Ташкечу.
«Крепость наша стояла на высоком месте, — вспоминал Максим Максимыч, — и вид с вала был прекрасный: с одной стороны широкая поляна, изрытая несколькими балками, оканчивалась лесом, который тянулся до самого хребта гор; кое-где за ней дымились аулы, ходили табуны; с другой — бежала мелкая речка, и к ней примыкал частый кустарник, покрывавший кремнистые возвышенности, которые соединялись с главной цепью Кавказа».
Все так. Те же широкие поляны, изрытые балками, мелкая речка Аксай, кустарник. Я тоже видел их, правда, не из седла лошади, а из окна автомобиля. Любезные аксайцы возили меня к развалинам крепости.
Однако леса, что тянулся, по словам Лермонтова, до самого горного хребта, не было. Это весьма важная деталь, отсутствие ее смущало. Честно говоря, не верилось, что в сухой выжженной степи, окружающей Ташкечу, когда-то рос лес, уж слишком пустынная здесь ныне природа.
Но уже позже, в Москве, в библиотеке, я убедился: сомнения напрасны. Вот что писал о тех местах один путешественник в начале XX века: «Входите вы в старый буковый участок леса, вас сразу же охватывает какая-то сырость и темнота. Громадные буки стоят, заслонив собой небо непроницаемым пологом и не допуская солнечные лучи...» Буковые леса чередовались с ореховыми рощами.
Вырубили, оказывается, сейчас эти дивные леса. Лишь кое-где остались одинокие белолиственницы. Озер, лиманов, болот, плавней, где охотился Печорин, тоже нет — «великая масса живности» исчезла.
В общем, экологическая катастрофа пришла на землю Аксая. Это теперь, а тогда, в прошлом веке, аксайцы жили среди другой природы и по другим законам, уважая традиции предков. Эх, если бы нынешние кумыки помнили запах емшана, белой горькой полынь-травы с далекого Дешт-и-Кипчака, запах, который будоражит кровь (по себе знаю) и лишает покоя, то не позволили бы никому уродовать свою землю.
Ему ты песен наших спой,
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему — и он вернется.
Это Майков. Строки, напутствие гонцу, поэт вложил в уста половецкого хана Сырчана, который звал брата Отрока вернуться в родные степи.
И опять вернусь к аджиевскому роду. В начале 30-х годов мой прапрадедушка Абдурахман женился, красиво женился, как положено, царская получилась свадьба. Сколько у него было жен? Не знаю. Не больше четырех разрешает Коран. Как звали старшую жену? Тоже пока точно не знаю, в семье называли ее Кавуш, она была из рода Тарковских, дочерью кумыкского шамхала. Царя, значит.
Об этих моих родственниках нельзя не сказать. Их род идет от шестого сына Чингисхана, Шамхал первым в Дагестане принял высший титул российского дворянства. В их родовой аул Тарки приезжал Петр I. К сожалению, род этот вымер в советское время. Выдающийся кинорежиссер современности, кумык Эндрей Тарковский был последним шамхалом.
Абдурахман Аджиев с княжной Тарковской славно прожили жизнь. В Аксае у них родился мой прадедушка Абдусалам.
Братья Аджиевы, как положено настоящим мужчинам, стали воинами. Они служили в российской армии, потому что согласно Гянджийскому трактату, подписанному в 1835 году Россией и Персией, кумыки, жившие на землях от Сулака до Терека, стали относиться к России, а другие, жившие к югу от Сулака, — к Персии.
Далеко не безусым юношей Абдусалам надел свой офицерский мундир. До службы он закончил Каирский мусульманский университет, ходил в Мекку. Он был одним из образованнейших людей в Дагестане. Умный, рассудительный. Настоящий мюалим. Так что служба до поры до времени шла успешно.
У прадедушки была очень твердая и уверенная рука, три великолепных офицерских креста — лучшее тому подтверждение. Противника он рубил до седла. Точно так же поступал и его младший брат — Абдул-Вагаб.
Братья были гренадерского роста, а понятие о чести и верности жило в их крови. За искусство воина и за высочайшую порядочность братья Аджиевы служили в Собственном Его Величества конвое. Так «кумыкское» исследование привело меня из Аксая в Санкт-Петербург, к тайнам императорского двора...
Собственный Его Величества конвой сформировали в 1828 году из кавказских горцев, среди них значился генерал Асев Аджиев, мой прапрапрадедушка. Но это формирование конвоем еще не называли, по документам он значился лейб-гвардии кавказско-горским взводом. Этот взвод сразу же получил права и преимущества старой гвардии.
С 1832 года в состав конвоя вошла команда казаков, «храбрейших и отличнейших», как записано в приказе. К 1856 году в конвое значилось четыре взвода... Понимаю, конвой — тема отдельного разговора, и чтобы пока не углублять его, вновь сошлюсь на правдивый Энциклопедический словарь того старого, доброго времени.
«В 1856 году конвой был переформирован, причем были образованы: 1. лейб-гвардии кавказский эскадрон Собственного Его Величества конвоя, из четырех взводов: грузин, горцев, лезгин и мусульман. Команду (взвод) грузин повелено было комплектовать из православных молодых людей знатнейших княжеских и дворянских фамилий Тифлисской и Кутаисской губернии; горцев — из знатнейших и влиятельнейших горских семейств; лезгин — из знатнейших аджарских и лезгинских фамилий Прикаспийского края; мусульман — из почетнейших фамилий ханов и беков Закавказья...» Конвой относился к Императорской главной квартире.
Братья Аджиевы одно время командовали взводами конвоя. Абдусалам охранял императрицу Марию Александровну.
Среди других в конвое служил персидский принц Риза-Кули-Мирза, и, судя по всему, у Аджиевых были с ним очень дружеские отношения, иначе как объяснить, что родной брат персидского шаха женился на сестре Аджиевых; в 1873 году он был «отчислен из конвоя с производством его в полковники» — так написано в приказе, который мне удалось найти в делах конвоя, что хранятся в Военно-историческом архиве.
Породнились Аджиевы не только с персидским шахом, что, впрочем, не считалось тогда чем-то из ряда вон выходящим. Просто люди жили, общаясь с равными себе. Одну из дочерей — прекрасную Умайдат — прадедушка Абдусалам отдал за лезгинского хана Бейбалабека Султанова из аула Ахты.
И сразу же ложное представление, вбитый в сознание стереотип рисуют нам этакого дикаря с южнодагестанских гор. Напрасно. Хан закончил Сорбонну и почти 15 лет жил с молодой красавицей женой в Париже, где имел врачебную практику.
Нет, Кавказ никогда не был диким, отсталым краем, там жила своя, очень высокая культура, которой подчинялись все люди, будь то князь или простой чабан. Строгое понятие чести, святые чувства к традициям, к предкам позволяли называть всех кавказцев настоящими кавказцами, к какому бы народу они ни относились.
После убийства царя в 1881 году конвой распался.
Прадедушку из Санкт-Петербурга отправили начальником далекой крепости Назрани, которая находилась в Чечне, вблизи родного Аксая. Следом полетело письмо о тайном надзоре. Хотя надзирать и не требовалось — Абдусалама все знали как абсолютно честного человека. Поднадзорную должность полковник Аджиев быстро оставил и, благо было высшее мусульманское образование, занял место наиба в большом кумыкском селении Чирюрт. Почему он не захотел жить в Аксае? Догадываюсь, были на то причины.
Видимо, раздражали местные нравы. Он до боли стискивал зубы, когда узнавал, что родственники заставляли его молодую жену доить корову или печь хлеб. И она доила, пекла, как того требовал обычай повиновения младших старшим. Доила, засучив кружевные манжеты, выписанные из Парижа. Пекла, сдабривая тесто слезами... Но не для того же Абдусалам украл свою Батий и приехал в Аксай.
Можно предположить и другое. Батий прекрасно владела французским, английским, русским, хуже кумыкским. Для чеченской девушки вполне неплохо! Она много читала. И любое замечание она, плохо знавшая кумыкский быт, воспринимала как оскорбление. «Представляешь, — наверняка возмущалась она, — он поправляет мое русское произношение, забывая, что я первая на Кавказе узнала, что такое «завалинка»...» Словом, Аксай хоть и назывался самым культурным кумыкским аулом, но не всем он казался таковым. Мой прадедушка, помнивший еще петербургские будни, так и не прижился там.
Какая-то неземная, нечеловеческая сила была в нем, о таких людях говорят, они помечены Аллахом. Когда он шел по улице, прохожие отворачивались или прятались. Рассказывают, однажды на него набросилась огромная кавказская овчарка, но он ни на шаг не отошел, а лишь посмотрел на нее своим тяжелым взглядом. Бедный пес припал к земле и, жалобно скуля, пополз прочь. А прадедушка спокойно пошел дальше.
Своим уверенным спокойствием и рассудительностью он подавлял окружающих, подчинял их себе, иных приводил в трепет. Его боялись. И тайно не любили, остерегаясь явно выразить свою неприязнь.
Абдусаламу вскоре показался тесным и Чирюрт. Он с семьей переехал в Ростов, потом вновь вернулся в Дагестан. После Петербурга жилось неуютно. Прадедушка ведь по-прежнему был абсолютно безразличен к славе, к деньгам, к богатству. У кумыков вплоть до XX века в почете был человек, точнее — его происхождение, а не тугой кошелек. Князь мог быть беднее чабана, и это никого не смущало. Он — князь. И этим сказано все. Больше всего кумыки боялись не бедности — позора.
Сесть в арбу, хозяин которой низкого сословия, почиталось за величайший стыд. Или — в присутствии других сидеть возле своей жены. Или — входить на кухню... И тут существовал целый свод неписаных законов и правил.
И не приведи Аллах, если князь, даже случайно, выполнит какую-то работу по дому или по хозяйству, для этого были люди, целые сословия чагаров, терекеменцев и холопов. Позор в первую очередь ложился на них, не сумевших вовремя помочь князю, у которого были свои обязанности перед народом.
В кумыкских аулах общество прежде очень строго делилось на сословия. После князей шли сала-уздени — профессиональные воины, которым тоже запрещалось работать, они в мирное время оберегали княжескую особу от всяких неприятностей.
В этом делении общества на сословия кумыки повторили половцев, с той лишь разницей, что сала-уздень у тех назывался мурза или дивей-мурза. Но обязанности их абсолютно совпадали, как, впрочем, и у всех других сословий.
И вот что любопытно, что заставляет задуматься — среди кумыков самым большим позором считалось продавать, делать бизнес, как сказали бы сейчас. Прикасаться к деньгам, особенно детям, запрещалось. Для этого кумыки пускали к себе в аулы евреев, к тому же неплохих ремесленников, и талышей, отличных огородников. Скот пасли горцы — тавлу...
Для уважающего себя кумыкского князя хорошим делом считалось умение добыть военные трофеи. Тоже ведь уметь надо! Красиво ограбить проезжающий караван, изящно увести у казаков табун лошадей — разве не достойное занятие для уважающего себя мужчины?
Правда, потом награбленное принято было дарить гостям, друзьям, родственникам направо-налево, и у удачливого грабителя — «ценителя прекрасных манер» — ничего не оставалось... Обычай, идущий из глубины веков.
И столь же давняя традиция — невольницы. Сластолюбцы еще в XIX веке покупали их ради первой расправы, в Эндрей-ауле существовал даже специальный рынок, куда свозили невольниц со всего Кавказа. Потом рабыню принято было отдавать за холопа или отпускать на все четыре стороны, если была на то ее воля... Мне рассказывали, что прадедушка Абдусалам не отворачивался от этого древнего обычая. И в 70 лет его огромное сердце было столь пылко и нежно, что в нем умещались даже юные красавицы, среди них — внучка Шамиля, ставшая четвертой женой прадедушки.
Лихой конь, сокол, гости, подарки, праздники, заварушки и, конечно же, женщины заботили иных князей куда больше, чем плодородие земель. То был верх самодовольства, но ради него стоило и пожить.
Природа давала свои плоды, приносила хорошие доходы, им радовались. Слава Аллаху, подарившему миру день и ночь: деления на богатых и бедных у кумыков прежде не было. Для всех был день, отмеренный Всевышним, — у кого-то светлее, у кого-то темнее.
Богачом звали только человека с широкой душой, в которой есть место родственникам, друзьям и гостю, конечно. Богач — это человек, у которого море мыслей и чувств, к нему, как к роднику, тянулись люди. Прадедушка Абдусалам — по кумыкским меркам — считался богачом.
Особого состояния у него не было, но почтение людей было — в любом доме, начиная от шамхала, радовались ему, как великолепному собеседнику. А что еще для доброго человека надо?
В 1902 году, в канун своего 70-летия, Абдусалам Аджиев, человек, склонный к философским размышлениям, часто задумывавшийся о смысле жизни, поехал в Ясную Поляну, к другому склонному к философским размышлениям человеку, подарил ему бурку. Они беседовали. От Льва Толстого прадедушка второй раз пошел в Мекку...
В Аксае без галош ходить плохо, особенно после дождя. Улицы не асфальтированы и даже не замощены. Благо дожди здесь не часто.
Наш родовой аул уже не кумыкский. Ничейный, как бездомная собака, ютится он в степи. Понаехали в него отовсюду. А кумыков — кого выселили, кто сам уехал. В Дагестане не осталось ни одного кумыкского района! Все уничтожили.
Не поют теперь песен в наших аулах, другая там слышится речь. В Аксае, правда, пока еще сохранилось несколько кумыкских кварталов, где хоть какое-то подобие прежнего — чисто, ухожено, аккуратно. А так — грязь кругом. И вонь. «Вах, не знали, что такая дружба народов получится», — от души сказал мне один аксакал.
А еще в нашем ауле сохранилась центральная площадь и старинная мечеть, в которую ходили прадедушка Абдусалам и прапрадедушка Абдурахман. Правда, дом их мне никто показать не смог — забыли или не хотели разочаровывать?
Около мечети стояли сегодняшние аксакалы — босоногие мальчишки тех далеких времен, когда приходил сюда, в мечеть, мой прадедушка. Я смотрел на них, на почтеннейших аксакалов, с особой любовью и уважением — они ведь жили уже тогда, в его время; они несут в себе крупицу его времени. Счастливые.
Аксакалы стояли в черных папахах, в черных одеждах, все в мягких кожаных сапогах и узконосых галошах. Они стояли так же, как когда-то их отцы и деды, и так же неторопливо, с достоинством беседовали.
По площади бегали куры, две коровы медленно пощипывали куст. И если бы не наша машина, оставленная у моста, то вполне можно было подумать, что XIX век давно ушел, а XX так и не наступил в Аксае.
— Салам алейкум.
— Ваалейкум салам...
Ни о дедушке, ни о прадедушке никто, конечно, ничего не помнил, но все вдруг очень оживились, вдруг стали смотреть на меня и пришептывать: «Ах-вах-вах».
Мое московское невежество! Какой позор, разве так — с налету — разговаривают с аксакалами да еще на столь деликатную тему...
Дорогие аксайцы, по-настоящему воспитанные люди, долго не раздумывая, повели меня в фотоателье, оно рядом, в сарайчике, сфотографировали, а потом показали старинное кумыкское кладбище, которое подходило к самой реке и было очень запущено — осталось всего два-три памятника на заросшей бурьяном земле. В бурьяне возились овцы и куры.
На одном из памятников по истертым русским буквам узнал, что здесь покоится тело князя Мирзы, убитого в 18... Рядом стоял женский памятник, но стоял безмолвным — все буквы стерлись.
У кумыков на кладбищах издалека видно, где похоронен мужчина, а где женщина — по форме памятника. На мужских — обычно вырезают шар. Если же умирает очень знатный человек, над его могилой укрепляют флажок или устанавливают мавзолей.
В конце кладбища, за кустами, в сокрытии от глаз мирских,— зиярат, значит, святое место. Войти туда разрешено не всякому, Аллах покарает неверного, если он только подумает приблизиться.
Откинув калитку на пыльный плетень, мы, как положено, прочитали молитву и лишь тогда тихо вошли. Разговаривать нельзя.
Зелень. Два мавзолея. Несколько могил. Здесь вечный покой самых из самых почетных аксайцев. Один из них был помощником Шамиля, его правой рукой. Перед каждой могилой мы читали молитву... И я удивился, как же много здесь Аджиевых — за всю жизнь не встречал столь часто свою фамилию.
Но ни могилы дедушки, ни могилы прадедушки здесь не было. Их покой, не в Аксае...
Абдусалам умер в 1929 году, многое перевидев за свои долгие 96 лет. Умер в Темир-Хан-Шуре, ставшей уже Буйнакском. Тихо схоронили его, потому что и жил он тихо в скромном доме по улице Дахадаева. Я видел этот дом, потом его занял муфтий.
Как мне говорили, в последние свои годы прадедушка целыми дня-: ми читал. Он разговаривал с книгами, словно с живым душами из другого мира, — ведь гости теперь заглядывали в дом крайне редко.
Главным собеседником был, конечно, Коран. А еще, среди других, — журнал «Вокруг света», его выписывали и хранили с сытинских времен.
Утомившись от чтения, прадедушка каждый день выходил на прогулки: одну продолжительную и две короткие. В черной черкеске, в папахе, верх которой отделан красным, в мягких сапогах и обязательно с тросточкой, он всегда, неизменно, в любую погоду совершал свой моцион. Его высокая, по-офицерски стройная фигура появлялась на бульваре в одни и те же часы, по нему сверяли время.
А вот в мечеть он ходил крайне редко — не мог слышать полуграмотное чтение и толкование Корана. Его ушам были чужды слова и голос новых мулл, которые пришли на место старых служителей мечети. Прадедушка молился теперь только дома, в тиши общаясь с Богом.
Дома он всегда надевал на голову изящную турецкую феску, всегда требовал, чтобы на его столе стояли цветы — лучше всего незабудки, — и всегда строго соблюдал обычаи.
Он умер, так и не поняв, за что расстреляли стольких кумыков — его родственников и друзей, которые не совершили абсолютно ничего предосудительного, а, наоборот, были очень порядочными людьми. Или — почему запретили учиться его внукам, моему отцу и дяде? (Они, правда, потом выучились на инженеров, но не в Дагестане и прожили жизнь вдали от него.) Или — почему... О-о, сколько же этих «почему» обрушилось на несчастного прадедушку!..
По счастливой случайности его самого не тронули. Нет, не из-за возраста и седин пощадили его. Тогда стреляли и в стариков, и в младенцев.
У него в доме подпаском долго жил сирота, брошенный родителями тавлу, по имени Махач и по фамилии Дахадаев. Чем приглянулся прабабушке Батий этот мальчишка с огромным лишаем на голове? Прабабушку не случайно называли ясновидящей, она вырастила на кухне доброго человека, дала ему денег на учебу — на добро он ответил добром.
Став наместником новой власти в Дагестане, Махач (Его именем названа Махачкала, бывший порт Петровск, столица Дагестана.) выдал Аджиевым «охранную грамоту»: чья-то заботливая рука переписала послужное дело Абдусалама, перепутав даты, события, имена, а чьи-то мудрые уста нашептали о каком-то мифическом турке, от которого якобы идет наш род.
Даже фамилию нам специально перепутали. Правильнее, по кумыкской традиции, мы должны были писаться Асев-Аджиевы, как все другие наши родственники... Нет, только благодаря Аллаху мы выжили — он наградил наш род прабабушкой Батий.
Правда, выжили в беспамятстве, забыв язык, обычаи, традиции кумыков (о себе говорю!). Чего ждать от жизни вдали от Родины? От своего народа? И все-таки. Заговорил же во мне голос крови. Надеюсь, заговорит он и в моих сыновьях.
Я даже вздрогнул, когда недавно в Военно-историческом архиве нашел бумаги, написанные рукой Абдусалама, — точно такой же почерк у моего сына, который тоже гренадерского роста, служил в армии и тоже в конвое. Невероятное стечение обстоятельств! Однако сегодняшний конвой охраняет заключенных. Службу не выбирают, ее назначает судьба...
Поиски корней своих я непременно, несмотря ни на что, буду продолжать — ведь это и есть открытие себя самого. Человек должен заботиться о своих корнях, иначе засохнет яблоня, исчезнет народ.
Поселения кумыков
Прежде, чем на Кумыкской равнине появились города, основными поселениями кумыков, как, впрочем, и других народов Дагестана, были селения. Они носили в своём названии привязку к месту расположения. Так, у северных кумыков их названия оканчивались на юрт (Хасавюрт, Бабаюрт, Ботаюрт, Адильянгиюрт, Султанянгиюрт, Карланюрт и др.), у южных кумыков «кент» и «гент» (Башлыкент, Каякент, Янгикент, Усемикент, Алходжакент и др.). Есть у кумыков и слово аул (Эндирейаул, Кандаураул, Чонтаул, Нуцалаул, Халимбекаул, Муслимаул, Агачаул и др.).
Наиболее известным селением кумыков в сельскохозяйственном отношении стал Ботаюрт после строительства в 1874–1875 годах Сулакско-Юзбашского канала – Къойсув татавул – (канава Койсув.) Этот канал длиной 60 вёрст прошёл посередине селения Ботаюрт.
Наличие его давало ботаюртовцам возможность содержать на подворье влаголюбивых животных: буйволов тягловых и буйволиц дойных. Тягловые же буйволы радовали извозчиков своей могучей силой. Они возили тяжёлые грузы из Ботаюрта в город Хасавюрт, оттуда в город Кизляр и обратно.
Подобное занятие извозчиков-арбачи называлось возить кире (грузы), а крестьян-извозчиков величали киречи . Запрягали буйволов, волов и лошадей, смотря на то, какой груз куда возят. Гамиш арба – повозка, запряжённая буйволами, оьгюз арба – повозка, запряжённая волами, ат арба – конная повозка. Киречи нанимались богатыми предпринимателями и за свой труд получали деньги, в отличие от пахарей – сабанчы , которые работали на поле. Сабанчы- пахарь, арбачы -извозчик, сувчу -поливальщик, бавчу -садовник, туварчы -пастух, къойчу -чабан были основными профессиями ботаюртовцев.
Самые интересные поселения кумыков – хутора тоже носили свои названия в зависимости от места основания – отар у хасавюртовских кумыков (Герменчикотар, Чагаротар, Адильотар, Качувотар и др.) и махи у всех остальных кумыков. Селившиеся здесь жители были жителями близких крупных аулов, которые на «отарских» землях разводили скот и сеяли зерно.
Постепенно из временных малочисленных хозяйств в 5-10 дворов вырастали крупные осёдлые хозяйства, утрачивая зависимость от тех аулов, откуда хуторяне когда-то переселились. Вот так из маленьких хуторов образовались большие селения, сохранив в названии своё происхождение.
С 50-х годов XX века, в советское время, эти отсёлки выросли настолько, что многие из них не стали отличаться от других крупных селений ни числом жителей, ни типом построек, ни культурным обликом, хотя и продолжают носить по сей день старые названия отар .
А большие, крупные селения кумыков, в свою очередь, тоже состояли из так называемых кварталов. Так, в Эндирее было 8 кварталов, которые существуют и по сей день: Борагъанаул, Арибериаул, Тюменчогъар, Айдемирчогъар, Темирчогъар, Адильгерейчогъар, Салааул, Мухаул.
В одном из древнейших в Дагестане селе, первоначальной столице Хазарского каганата, в прошлом втором по значению военно-стратегическом и торговом пункте Дагестана (после Дербента) и когда то столице крупнейшего в Дагестане феодального княжества – шамхальcтва Тарковского – селении Тарки насчитывалось 8 аулов: Чогъараул, Доргераул, Утгчулакааул, Базараул, Гюнтиймесаул, Тёбебашаул, Бакъааул, Иссисуваул.
В каждом квартале был свой глава, княжеский род, который управлял и смотрел за порядком на своей территории.
Развитие капитализма быстро поменяло внешний вид кумыкских селений. Стали появляться новые кварталы, улицы, новые торговые ряды. Бывая в городах России, богатые кумыки: купцы и помещики – перенимали опыт строительства жилых зданий и коммерческих помещений и уже свои дома и торговые заведения строили на городской лад.
На главной улице стояла Джума-мечеть с высоким минаретом, у которой обычно решались все важные вопросы сельчан. Эту улицу всегда называют уллуорам (у северных кумыков) или уллуэлчи (у южных кумыков). Она всегда была немного шире, чем остальные, второстепенные улицы, и застроена лучшими домами.
Особенно ярко эти преобразования проявились на примере старинного кумыкского селения Аксай (Яхсай).
Селение Яхсай состояло из кварталов: Алекейаул, Загьаул, Камараул, Орусханаул, Поклуаул, Сабанайаул, Тобенаул, Тюменаул, Чагъараул. В начале XX века в селе появился новый квартал, названный в честь основателей – немецких колонистов, Немис-кютюр (т. е. немецкий хутор).
Дореволюционный Яхсай стал известен как один из ремесленных центров Северного Кавказа. В начале XX века в сел. Яхсай имелось около 50 торгово-промышленных и кустарных предприятий: кожевенные мануфактуры, мастерские, заводы по обжигу кирпича и черепицы. В селе проживали купцы I, II и III гильдий, усилиями которых сюда попадали также иностранные товары.
К концу XIX в. Яхсай становится достаточно крупным для того периода населённым пунктом, имеющим главную мощённую камнем улицу Таш-орам(каменная улица). Таш-Орам пролегал мимо моста через реку Яхсайсув до площади с Джума-мечетью, открытой в 1856 году, и медресе. По обе стороны улицы были размещены школа, аптека, сеть магазинов, гостиница, а также одно-двухэтажные каменные, покрытые черепицей дома.
В 1879 году в Яхсае была открыта начальная русская школа. Сельчане за свой счёт отремонтировали 18 комнат казенного здания, переданного обществу для открытия школы.
В результате многолетнего общения в качестве соседей с русским народом – терскими казаками и хуторскими мужиками в домах яхсайцев рядом с кёрюк-печь во дворе появилась русская печь в доме, кровать – вместо тахтамек , стол, стулья, самовар, керосиновая лампа – вместо шам чирак .
В эти же годы в селе действовало несколько мусульманских школ, где изучались арабский и турецкий языки, арифметика, история, география, логика и другие предметы. Яхсай с XIX века известен также как один из религиозных центров Дагестана. Для преподавания в сельском медресе привлекались лучшие знатоки арабоязычных наук.
Наиболее известным из преподавателей медресе является сала-уздень Юсуп-кади (Гаджи-Юсуп) Клычев, больше известный как Юсуп Яхсайский. Он был крупным богословом, ученым-арабистом и автором работ по философии и логике, хорошо знал медицину, считался одним из видных религиозных оппонентов имама Шамиля. Юсупа Яхсайского в борьбе с мюридизмом поддерживали Саид Араканский, Мама-Гиши-Бек Эндирейский, Мирза-таги-мулла Дербентский, Аюб-кади Дженгутайский, Нурмагомед-кади Хунзахский, Барка-кади Какамахинский, Зухум-кади Акушинский, Аслан-кади Цудахарский и др.
В 1887 году впервые в истории этого кумыкского селения здесь проведена государственная перепись населения. По ней в Яхсае насчитывалось 1182 двора, где проживало 6610 человек. Из них крестьян – 6200, биев и чанка – 135, ремесленников – 216, духовенства – 39. В Яхсае в те годы проживало 758 жувут (евреи), 131 лудильщик (лакцы), 23 мичыгыш (чеченцы). Магазинов – ларьков (путкалар ) было 50, мельниц – 11, мечетей – 10.
Столь бурный производственный рост Яхсая положил начало культурно – просветительскому росту. По сей день его называют селом генералов, поэтов и министров. Так, генеральских званий еще в дореволюционное время удостоились 5 яхсайцев. В советское время 18 уроженцев села получили воинское звание полковника. В 1918 году министром финансов Временного правительства Дагестана был назначен яхсаец Юсуп Гаджиев. В советское время это село дало ещё трёх министров: Ахмед Оздеаджиев – сельского хозяйства, Халит Магидов – просвещения и Кандаур Акавов – сельхозтехники.
Поэты и писатели Яхсая представлены именами Магомеда-эффенди Османова, Маная Алибекова, Абдуллы Магомедова, Алим-Паши Салаватова, Багавдина Астемирова, Абдул-Вагаба Сулейманова, Шарипа Альбериева, Сираждина Токболатова, Мурада Аджи и др., в области искусства – Гамида Рустамова, Байсолтана Осаева, Биймурзы Мантаева, Наримана Акавова и др. Из Яхсая вышло также много ученых, известных медиков, спортсменов и т. д.
В живописной изумительной по красоте местности расположилось старинное кумыкское селение Эрпели. Прекрасные природные и климатические условия, мягкие, с густым травостоем горы, тянущиеся с юга на запад, позволяют содержать здесь десятки тысяч голов крупного и мелкого рогатого скота, табуны коней. Есть многочисленные родники, а у подножий – вековые леса. Горы Исмаилтау, Апке, Тавъёл, Яссы-бут, Мадигин, Салатау, Белбувган, Жангере и другие – гордость эрпелинцев. В лесах обитали бурые медведи, кабаны, газели, зайцы, барсуки, лисы, волки, белки и много других диких зверей и пернатых. В лесах эрпелинцы заготавливали дрова на зиму, стройматериалы.
Сейчас леса находятся под строгой охраной. Для отопления теперь используется газ. Из подножий гор вытекают три речки: Черная – Къараозень, Белая – Акъозень и Северная – Артозень, рассекающие село на три части.
Есть и необъяснимые чудеса…На левом склоне горы под названием Бузлуюрек (Ледяное сердце) природой прорыт туннель, конца которого ещё никто не видел. В этом туннеле постоянно стоит вода. Летом она превращается в крепкий лёд, а зимой тает, но никуда не течёт!
Но не столько природой славен Эрпели, сколько своим хлебосольным и дружественным народом. С давних пор в низовьях эрпелинских гор в 3 или 5–7 домах проживали аварцы, кормящиеся за счёт приусадебных участков и содержания скота. В 30-40-х годах эрпелинцы пригласили их всех в село, выделили им лучшие поливные земли на обзаведение хозяйством на западном краю села, помогли обустроиться на новом месте, приняли в колхоз. Ныне их дома чередуются с домами эрпелинцев, и сами они породнились с местными жителями вследствие брачных союзов. Эрпели является одним из крупных интернациональных селений на Кавказе. Здесь живут армяне, иранцы (персы), карачаевцы, татары, русские и представители почти всех народностей Дагестана.
Поэтому не удивительно, что на такой земле и в таких условиях рождались династии известных государственных деятелей императорской России, могучего СССР и нынешней России. Это видно на примере семьи Апашевых-Бексултановых.
Даниял Апашев (родился в 1870 г. в селении Эрпели Темир-Хан-Шуринского округа) – крупный общественно-политический деятель Дагестана в 1914–1920 годах. Комендант города Темир-Хан-Шуры, председатель парламента Горской республики (1919–1920 гг.). Расстрелян ЧК.
Суюнчгирей Апашев – старший сын Данияла Апашева, доброволец легендарной Дикой дивизии (Дагестанский конный полк). Погиб в Австрии в 1915 году. Похоронен на родине, в с. Эрпели.
Магомед Апашев – младший сын Данияла Апашева. В 14 лет был вынужден бежать из дома. Когда за Магомедом пришли сотрудники ЧК, он уже был далеко от Темир-Хан-Шуры. Из Баку кунаки отца переправили его в Среднюю Азию, в Ташкент. В 1926–1931 гг. учился в Среднеазиатском институте механизации (г. Ташкент), который окончил с отличием и стал специалистом по двигателям внутреннего сгорания. С 1933 г. работал на Челябинском тракторном заводе – знаменитом ЧТЗ. В 1939 году – аспирантура в Московском автомеханическом институте. Признанием научных достижений доктора технических наук Магомеда Данияловича Апашева стало назначение его в 1950 г. заведующим отделом по двигателям для запуска ракет в Институте двигателей Академии наук СССР. Он сформировал научную школу из 19 докторов и более 30 кандидатов наук, опубликовал более 200 научных трудов, 2 учебника для высшей школы, по одному из них и сегодня успешно обучаются студенты ряда вузов, в том числе зарубежных.
М. Д. Апашев получил более 15 патентов на изобретения в области ракетостроения и космических аппаратов. Почти все его научные работы до сих пор строго засекречены.
Абдулзагир Бексултанов – энергичный, неутомимый труженик, передавший в годы Великой Отечественной войны все свои сбережения – 25 000 рублей – в Госбанк для помощи Красной Армии, за что получил благодарственное письмо от Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Письмо опубликовано в газете «Дагестанская правда», № 43 (6569) за 1 марта 1944 года, находится в Национальной библиотеке им. Р. Гамзатова.
Камиль Апашев – дядя братьев Бексултановых. В годы Великой Отечественной войны был комбатом. Пал смертью храбрых в боях за Севастополь.
Бексултанов Абурагим Абдулзагирович – старший брат, долгие годы успешно возглавлявший самый крупный, многонациональный Хасавюртовский район.
Бексултанов Абдулбасир Абдулзагирович – заслуженный строитель республики, во главе ПМК за короткий срок заново отстроил село Первомайское, разрушенное в результате нападения боевиков в 1996 году.
Бексултанов Бексултан Абдулзагирович – мужественный, жизнерадостный человек, директор финансово-экономического колледжа (г. Махачкала).
Бексултанов Камиль Бексултанович – директор Департамента финансирования государственных программ и бухгалтерского учета Минрегиона России. Живёт и работает в г. Москве.
Старинные кумыкские селения, расположенные вблизи караванных путей, нередко подвергались вторжению и разрушению многочисленными завоевателями – Тамерланом, Чингисханом, Надир-шахом, царской армией времён императорской России и даже своих воинственных соседей.
Среди них особое место занимают селение Аксай, разрушенное по приказу Ермолова в 1818 году, аул Эндирей, разрушенный в 1722 году войском Петра Первого, в 1877 году был сожжен южно-кумыкский аул Башлы. Народ сложил песню, в которой есть такие строки:
Аулы сала-узденей сравняли с землёй,
Чёрные бороды стали белыми.
Славные были мужчины,
Ныне их топчут недостойные.
Дело Махди погубили
Его же собственные наибы.
Славен был город Башлы,
Теперь вокруг него одни обрывы.
После шести лет, полных тяжёлых лишений, проведённых в лесных шалашах и землянках, башлинцы были амнистированы, но им запретили восстанавливать одно общее селение. Сначала царские власти собирались расселить их в шести местах, затем по просьбе населения было вынесено решение об основании трёх сёл. При этом каждый тухум (род) по указу окружной администрации был разделен на три части, каждой из которых было выделено определённое место в одном из аулов, селиться же всему роду компактно было строго запрещено.
Борясь с памятью о восстании и пойдя даже на запрет восстановления Башлы, царская администрация не учла одного – разрушенный до основания древний город погиб, но не покорился.
Всего в Кайтаго-Табасаранском округе в восстании участвовали представители 2852 семей. С целью их дополнительного наказания с них стал взимать штрафной сбор по три рубля со двора ежегодно. Если учесть, что корова в те годы стоила от 6 до 8 рублей, то это были немалые деньги.
Кавказская война, а потом и земельные указы царской администрации явились и причиной разделения когда-то целой территории Кумыкской равнины. Таким образом, несколько сёл кумыков было отнесено к Терской области. Сейчас эти сёла располагаются на территории нынешней Чечни – Брагуны, Дарбанхи – Новые Брагуны, г. Гудермес Гудермесского района, с. Бамматюрт (Виноградное) Грозненского сельского района; в Осетии – в населенных пунктах Кизляр (Бекиш-юрт / Бековичи / Кучук-юрт), Борасувотар, Малгобекотар.
В Моздокском районе, селении Кучукюрт директор средней общеобразовательной школы Расул Алиев вот уже много лет самоотверженно занимается сохранением и пропагандой культурного и исторического наследия кумыкского народа, способствует устройству одарённых детей – выпускников школы в вузы Москвы и Дагестана, находит меценатов для спортивных команд селения, чтобы ни на минуту не прерывалась связь поколений…
Кумыки также проживают в городе Малгобеке на территории Ингушетии. Здесь же, возле селения Плиево, находится Борга-Каш – Мавзолей брагунских ханов, священное место – зиярат с надписью на стенах, изречениями из Корана на арабском языке, датированные 808 г.х., т. е. 1405–1406 гг., и имя погребенного (последнего) – Бек-Султан б. Худай-над.
Великие испытания огнём и мечом выпали на долю брагунов– терских кумыков, как называют их сейчас. Громадные полчища монголо-татарского военачальника, золотоордынского хана Тохтамыша и среднеазиатского завоевателя Тамерлана – Аксак Темира оставили свой ужасный след в памяти нашего народа. А самой страшной бедой того времени, настигшей наших предков и почти весь Северный Кавказ, стала чума (бубонная чума – черная смерть). Но народ не исчез. Оставшиеся в живых наши предки поодиночке и группами собирались и снова восстанавливали свои селения. Отстояли свою землю брагуны – племя борганов, потомков барсилов. В труднейших условиях боевых действий и страшных болезней брагуны выживали и живут в этих селах и сейчас, на родной Терско – Сулакской равнине.
Власть у брагунов передавалась по наследству. Династия Худайнадов правила ими до конца XIX века, до установления Советской власти на Северном Кавказе. Последним князем брагунов был Умалат Таймазов – потомок Худайнада. Он построил мечеть в сел. Брагуны еще в то время. Сейчас мечеть реставрирована и функционирует. Имамом здесь является ученик Ахмат-Хаджи Кадырова Магомед – Шарип-Хаджи Мур-тазалиев.
В годы Великой Отечественной войны брагуны все встали на защиту своей родины: мужчины– ополченцы – на фронте, женщины и старики в тылу на работах по возведению укреплений перед наступающими на Кавказ фашистами. 180 человек из Брагунов ушли на фронт, из них не вернулось 86. Четверо: Алиев, Гусейханов, Мамаев и Межидов – удостоены высших солдатских наград – ордена Славы. В 1946 г. за участие в работах на трудовом фронте награждены медалями «За победу в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» 97 человек – старики, женщины, подростки, медалью «За оборону Кавказа» награждены 9 брагунов.
Суровые горы Кавказа,
Объятые вечной войной,
Гремит и шумит величаво
Твой глас непокорный такой.
Здесь женщины словно мужчины
Бросаются грудью на ствол,
Здесь старики и дети
Готовы вступиться в бой.
Плещется море устало,
Бросаясь на берег крутой.
Живут на Кавказе люди,
Скрепленные дружбой веков.
Подстрочный перевод с кумыкского М.Атабаева («Борагунцам»)
Можно поддержать слова Ахмата Хубиева, учителя истории из сел. Брагуны Гудермесского района Чечни: «Считаю главным: брагуны в настоящее время живут спокойно, уверены в своей защищенности, чувствуют силу и справедливость власти, и это – великое достижение, это результат деятельности президентской команды во главе с Рамзаном Ахматовичем Кадыровым. Так считает каждый житель из племени древних брагунов».
В период Кавказской войны доставалось и крупным, хорошо защищённым аулам. Так случилось и с селением Тарки сильно разорённым от набегов первого имама Дагестана Кази-Магомеда, а впоследствии и мюридов имама Шамиля. Чтобы защитить народ от истребления и рабства, шамхал Тарковский Абу-Муслим-хан в разгар военных действий в Дагестане пророчески призвал кумыков хранить верность и преданность России. Имам Шамиль к концу своей жизни раскаялся, что 25 лет воевал с такой сильной державой, как Россия.
Войны, прокатившиеся как по Кумыкской равнине, так и по всему Дагестану, нанесли серьёзный ущерб экономике и хозяйству края, истощили материальные и людские ресурсы, приостановили развитие Страны гор.
Только в союзе с сильным и мощным европейским государством с развитой экономикой и передовой культурой народы Дагестана увидели своё будущее и в середине XIX века окончательно вошли в состав России.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.Кумыки - один из крупнейших коренных народов Дагестана. Говорят они на тюркском наречии, хотя антропологически относятся к европеоидам.
Единой точки зрения на происхождение кумыков нет. По мнению одних ученых, они — потомки хазар (одно из племен кумыков до сих пор называется «шезары»). Другие полагают, что кумыки — это переселившиеся на Кавказ тюрки (этноним "кумык" ("подвижный, двигающий") состоит в очевидной связи с тюркским этнонимом "кимак" - в раннем средневековье этот народ создал могущественный Кимакский каганат). Сами кумыки считают себя татарами по происхождению, хотя в нравах, обычаях, одежде они больше похожи на горцев.
Кумыцкий этнос сформировался в конце средневековья. На исходе XVI века некоторые кумыкские князья признали власть московских царей. В это время на Сунже и в ее окрестностях возникли первые русские крепости.
Но в 1604 году кумыки восстали и, объединившись с черкесами и лезгинами, вынудили воеводу Бутурлина отступить за Терек. Тем не менее, кумыки продолжали поддерживать дружеские отношения с Россией до 1722 года, когда Петр I предпринял поход в Персию. Тогда кумыки вновь восстали, напали на русских, однако были разгромлены. В наказание за их предательство царь велел разграбить крупное поселение Эндери, в котором насчитывалось тогда до трех тысяч домов.
С этого времени кумыки были уже неизменно верны русскому правительству. Из них формировались некоторые кавказские части лейб-гвардии.
С XVII и по первую треть ХХ века кумыкский язык служил языком межэтнического общения на Северо-Восточном Кавказе. Кроме того, язык кумыков был официальным языком переписки с русскими царями, представителями русской администрации, он изучался в гимназиях и училищах Владикавказа, Ставрополя, Моздока, Кизляра и других городов. Сегодня язык своего народа считают родным 99% кумыков. Русским языком свободно владеют четверо из пяти кумыков.
Кумыки - самый крупный по численности тюркский народ на Северном Кавказе (и второй на Кавказе после азербайджанцев). За время нахождения в России численность кумыков увеличилась почти в семь раз. В наши дни их насчитывается свыше 422 тысяч человек. В Дагестане кумыки - третий по численности народ, составляющий более 14% всего населения республики.
Кумыки издревле пользовались уважением на Кавказе и в России. В знаменитой Энциклопедии Брокгауза и Ефрона о них говорится так: «В кумыкских песнях отражается нравственный облик кумыка — рассудительного и наблюдательного, со строгим понятием о чести и верности данному слову, отзывчивого к чужому горю, любящего свой край».
У кумыков вплоть до XX века в почете был человек, а не его кошелек. Богачом звали только человека с широкой душой, в которой есть место родственникам, друзьям и гостю. Князь мог быть беднее чабана, и это никого не смущало. Он — князь, потомок знатного рода, сын и внук известных людей. И этим сказано все.
Больше всего кумыки боялись не бедности — позора.
В кумыкских аулах общество строго делилось на сословия. Князья были окружены узденями — профессиональными воинами, которым тоже запрещалось работать, они в мирное время оберегали княжескую особу от всяких неприятностей.
Сесть в арбу, хозяин которой низкого сословия, почиталось за величайший стыд. Или — в присутствии других сидеть возле своей жены. Или — входить на кухню... И тут существовал целый свод неписаных законов и правил.
Не приведи Аллах, если князь, даже случайно, выполнит какую-то работу по дому или по хозяйству - для этого были целые сословия холопов. Позор в первую очередь ложился на них, не сумевших вовремя помочь князю, у которого были свои обязанности перед народом.
И вот что любопытно,— среди кумыков самым большим позором считалось продавать, делать бизнес, как сказали бы сейчас. Даже прикасаться к деньгам запрещалось, особенно детям. Для денежных расчетов кумыки приглашали к себе в аулы евреев. А скот пасли наемные горцы — тавлу.
Для уважающего себя кумыкского князя хорошим делом считалось умение добыть военные трофеи. Ограбить проезжающий караван, увести у казаков табун лошадей — вот достойное занятие для уважающего себя мужчины.
Правда, потом награбленное принято было дарить направо и налево - гостям, друзьям, родственникам, пока у хозяина ничего не оставалось.
Древний обычай жив до сих пор. Общаясь с кумыком, будьте готовы дарить и принимать подарки.